Страница 15 из 67

Добавлено: 8 апр 2011, 21:50
bokorez75
Питерский хакер ломанул сайт Зенита с политическими целями. Вот как он выглядел некоторое время
[Крепкая лексика]
http://twitpic.com/4hia7n/full

Добавлено: 9 апр 2011, 09:58
Oleg L
Год от года статистика становится все более устрашающей. По данным ООН, в 2010-м Россия занимала третье место в мире по числу наркозависимых (после Афганистана и Ирана). За год в результате употребления наркотиков погибает больше россиян, чем за все десять лет войны в Афганистане и обе чеченские кампании вместе взятые. За последние 100 лет более страшные потери страна несла только в годы мировых войн. Войну с наркоманией Россия пока явно проигрывает.
http://www.rosbalt.ru/main/2011/04/09/836580.html

Добавлено: 10 апр 2011, 16:53
bokorez75
Сообщение перенесено под заголовок
"[Политическая история] [до 91 г.]":
http://www.realyoga.ru/phpBB2/viewtopic ... 767#118767

Добавлено: 11 апр 2011, 13:58
Виктор
Без комментариев - http://perevodika.ru/articles/18040.html

Добавлено: 11 апр 2011, 14:32
Винни-Пух и все-все-все

Добавлено: 11 апр 2011, 18:00
Oleg L
Америка рулит во всем и везде... и в Ливии... и климатом... :)
http://www.youtube.com/watch?v=NteVmdoo ... re=related
Пусть в этом будет больше иронии, чем действительности.

Добавлено: 12 апр 2011, 15:48
Эрци
Про Ливию, астрологию и графики истории
http://kosarex.livejournal.com/714675.html

В Белоруссии, правда, уже громыхнуло.
Годика через два, когда Беларусь увязнет в долгах, начнут разбираться с Беларусью.

Добавлено: 15 апр 2011, 20:43
Oleg L
Коррупция и терроризм – большие родственники
http://altapress.ru/story/65761
слушайте аудио

Сергей Магнитский: Справедливость, Закон, Судьба.
http://www.zahvat.ru/show/video/sergej- ... ba-chast-1
http://www.zahvat.ru/show/video/sergej- ... ba-chast-2
http://www.zahvat.ru/show/video/sergej- ... ba-chast-3
http://www.zahvat.ru/show/video/sergej- ... ba-chast-4

Добавлено: 18 апр 2011, 23:47
Алекс
Леонид Рошаль говорит Путину - http://www.youtube.com/watch?v=gtfYfEV4-PY :!:

Добавлено: 19 апр 2011, 13:18
Oleg L
Алекс писал(а):Леонид Рошаль говорит Путину - http://www.youtube.com/watch?v=gtfYfEV4-PY :!:
Засуетились, заверещали и письмо злостное про Рошаля написали ... :twisted:
http://www.gazeta.ru/news/lenta/2011/04 ... 0945.shtml

Добавлено: 21 апр 2011, 14:40
Oleg L
Немецкие демографы: Россия — исчезающая держава
http://www.bfm.ru/articles/2011/04/13/n ... .html#text

Добавлено: 21 апр 2011, 14:49
Виктор
Так же исчезающая, как и сама Германия...

Добавлено: 21 апр 2011, 17:14
Крючкотвор
Виктор Сергеевич, совершенно согласен, что немцам нечего совать нос в наши дела. Но, с другой стороны, это можно рассматривать не как вмешательство, а как предупреждение (а предупреждён - значит, вооружён). Гораздо хуже - почить на лаврах (под фанфары) и реально вымереть. Порой нам говорят, что, мол, да, население вымирает, но посмотрите на ведущие кап. страны: это у всех так. Вот такой ход мысли, НМВ, не совсем верен: нам ведь ни к чему идти в пропасть вместе со всеми (другими державами).
Из Задорнова: мы честим свою страну, на чём свет стоит, но заедем в глаз любому, кто с нами согласится. :D

Добавлено: 28 апр 2011, 08:48
Виктор
Дмитрий Быков

Мчатся тучи, вьются тучи над равниною пустой.
Не сказать, что стало лучше, но закончился застой.
Президент сказал Китаю фразу, главную в году —
Типа я не исключаю, что на выборы пойду.
Тут премьер сверкнул очами и в ответ сказал врачам —
Мол, и я не исключаю! Да и кто бы исключал?
И хоть клятвой я считаю слово, данное врачу,
Но и данное Китаю я принизить не хочу!
Неужель решатся оба предложить себя стране,
А не править ей до гроба, как случилось в Астане?
Отступил от роли кто-то в нашем околоноля —
Обнаружилось болото там, где твердая земля.
Зыбко, вязко, мутно, стыдно и смешно по временам.
В поле бес нас водит, видно, и кружит по сторонам.
Мчатся бесы в путь полнощный, как бывало испокон,
И над ними самый мощный, по прозванью Бесогон.

Мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна...
Кто теперь главней и круче, непонятно ни хрена.
Всплыли прежние соблазны, словно воля на дворе.
Закружились бесы разны, словно листья в ноябре!
Глеб Павловский, Стас Белковский и Чадаев-баловник
Дружно вынули обноски прежних жреческих туник.
Слышен визг "Единой Раши" с подвываньями юнцов,
Мчатся "Наши", вьются "Наши", невидимкою Немцов...
Горе, малый я не сильный! Съест упырь меня совсем!
Что же станется с Россией, коль расколется тандем?
Разделенье по Уралу, как мечталось на веку,
Чтобы Запад — либералу, а Восток — силовику?
Низвергается Миронов — первой жертвой, так сказать...
Но важней для миллионов точно знать, кому лизать!
С визгом яростным и воем, как в атаку казаки,
Мы бежим к своим героям, дружно свесив языки.

Страшно, страшно поневоле средь неведомых равнин.
Ничего не видят боле ни поэт, ни гражданин.
Этих свозят, тех разгонят — в общем, кончился уют.
То ли Родину хоронят, то ли замуж выдают.

Добавлено: 28 апр 2011, 10:26
А.Смит
дааа, хоть верть-круть, хоть круть-верть, а не вытанцовывается...

Добавлено: 28 апр 2011, 12:43
Виктор
Что бы сказал Е.Евтушенко
о Путине и Медведеве

(версия Дмитрия Быкова)

Тандем в России больше, чем тандем...

Со мною вот что происходит:
Ко мне мой старый друг не ходит,
И даже открывает рот,
И говорит наоборот!
А я катал его на лыжах,
Учил не отдавать Курил...
Он слов тогда не то что лишних —
Он никаких не говорил!

Допустим, я, руля державой
Небрежной левою рукой,
Часы ношу всегда на правой,
А он не помню на какой.
Но, в общем, мы ходили цугом,
Я был вполне доволен другом —
И вот в один прекрасный миг
В прямом эфире он возник.

Еще зимой, не ради спору,
Имея ЮКОС на уме,
Я внятно высказал, что вору
Сидеть положено в тюрьме.
А он с хихиканьем подспудным
Сказал, что я давлю на суд, мол,
И зарезвились в суете
Разнообразные не те.
Потом с усмешкою рисковой
Сказал я, пальцем погрозя,
Что, мол, на Ливию Крестовый
Поход устраивать нельзя.
И услыхал от друга строго,
Мол, мы пойдем другой дорогой!
Меня публично он уел.
Ты что же, милый, обалдел?

Зачем тебе со мною ссора?
Иль ты наслушался ИНСОРа?
Иль ты забыл, освоив власть,
Что не на все ты можешь класть?
Ты мне невежливо ответил,
И в общем, судя по губе,
Ты неосознанно наметил
Второе царствие себе!
Иль соблазнил тебя Гонтмахер
Своей словесною пургой?
Тебе его послать бы в рифму,
Но ты не Быков, ты другой.
Тебя прельстили эти цацки,
Тебя опутывает лесть,
Но это так не по-пацански!
Ты помни, Дима, кто ты есть!
Какой резон в таких демаршах?
Запомни, Дима, ты из младших,
Ваш долг — доверие к отцам!
Димон! Ты что как не пацан?!

А дальше вот что происходит:
Ко мне в волнении приходят
Силовики, сырьевики
И остальные земляки,
Визжат Сванидзе и Альбацы,
А я в ответ: спокойно, братцы.
Он президент, но я же — вождь,
И это знает даже "Дождь".
И пусть порой он смотрит злобно,
Серьезный парень, но не царь,
И вышло как бы неудобно...
Но мы подружимся, как встарь.

Добавлено: 28 апр 2011, 12:47
А.Смит
А вот, Виктор Сергеевич, их уже и на ковер вызывают:
"Поэта и гражданина" Быкова и Ефремова пригласили на встречу с Путиным http://lenta.ru/news/2011/04/28/poetcitizen/

Добавлено: 28 апр 2011, 13:30
Виктор
Я в курсе, Миша... А они вроде как уже и отказываются... 8O

Добавлено: 28 апр 2011, 15:02
Виктор
Дмитрий Быков

Элегическое


Вроде трижды сменилась эпоха, но опять меня сводит с ума переписка лукавого Коха с Шендеровичем Виктором А.
Что-то новое слышится в тоне — иссякающий тестостерон? — этих писем о давнем разгоне, некрасивом с обеих сторон.
Признаю не без легкого вздоха, не без тайной уступки врагу, что ни роль, ни позицию Коха безупречной признать не могу, —
но не ведаю, кто безупречен. Все двусмысленны, всех развезло: разве только Сурков или Сечин — безупречное, чистое зло.
Разве много различий нароешь меж бойцами, помилуй их Бог? Лучше пишет пока Шендерович, но быстрей развивается Кох;
несмотря на тогдашние страсти, их позиции в чем-то сродни — в отношении к нынешней власти вроде сходятся оба они…
Не скажу, что совсем они близки, но на нынешнем, блин, рубеже мне мерещится в их переписке состраданье друг к другу уже.
Я и сам по себе замечаю — по тому, как потеют очки, — что былых оппонентов встречаю с умилением даже почти.
Пусть признанья мои некрасивы — но признаюсь, слезу уроня: уникальные те коллективы раздражали понтами меня,
и Гусинского, честное слово, не считал я героем в плаще, потому что он был за Лужкова, а Лужков мне казался ВАЩЕ;
но такие суконные рыла нас теперь потянули ко дну, что страна нас почти примирила и забросила в шлюпку одну.
Разногласия, лево и право и другие людские дела отступают при виде удава или крысы размером с вола,
а война олигархов и Коха не сказать, чтобы стала пустой — просто им одинаково плохо под одною навозной пятой.
НТВ, разумеется, краше, чем семейственно-царственный дом, но на фоне движения «Наши» их уже различаешь с трудом.
Как действительность ни приукрась я, к нам она повернулась спиной. Что идейные все разногласья перед ликом породы иной?!
Общий путь оказался недолог. В споры я и теперь вовлечен, но расскажет о них антрополог — идеологи тут ни при чем.
Все сравнялись на фоне кретинства в изменившейся круто стране: вон премьер на коньках прокатился, надпись «Путин» неся на спине…
Вон и суд, осознав свое место и застыв перед новым вождем, признает незаконность ареста для того, кто уже осужден, —
не поверишь, какая уступка! Гуманизма почти торжество… Все раскачано, зябко и хрупко, и больно, и по сути мертво, —
так что Кох с Шендеровичем, скажем, повторяя все те же круги, по сравнению с этим пейзажем не такие уж, в общем, враги,
хоть Альфред оппонента ругает, да и Виктор ответы припас… Лишь одно меня нынче пугает: ведь не кончится это на нас?
Ведь потом, с нарастанием фальши, с продолжением дрожи в верхах, — деградация двинется дальше, и настанет такое, что ах.
По сравнению с обликом новым (не спасут валерьяна и бром!) будут выглядеть Сечин с Сурковым абсолютным, бесспорным добром.
И в кровавой дымящейся каше, возвратившей страну в мезозой, мы припомним движение «Наши» с ностальгической пьяной слезой.
17.04.2011

Бородинское

На галерах трудящийся краб ни пешком, ни на новом своем ё-мобиле никогда не поехал бы в «Комеди клаб», хоть его бы за это сильней полюбили
Что правитель отправился в «Комеди клаб», для колонки отличную тему задав нам, — это признак того, что правитель не слаб и уже не боится казаться забавным. Например, на галерах трудящийся краб ни пешком, ни на новом своем ё-мобиле никогда не поехал бы в «Комеди клаб», хоть его бы за это сильней полюбили. Президенту артисты вручили айпод, а прощаясь, спросили с понятным азартом, как он встретит две тыщи двенадцатый год — двухсотлетье геройской войны с Бонапартом? Это ж был всероссийский великий аврал, у французов горела земля под ногами… Президент с благодарностью гаджет забрал и ответил, что встретит по полной программе.
Вот теперь и гадай про верховный намек. Любопытство меня пробирает до стона. Он прямее, конечно, ответить не мог, но давайте припомним хотя бы Толстого! Вся Россия тогда поднималась с колен, демонстрируя общества разные грани. И Наташа, и Пьер, и Андрей, и Элен — все встречали событья по полной программе. Приобщиться к побоищу выпало всем — от седых генералов до пылких бутузов, и насколько я помню, имелся тандем: до июля Барклай, а с июля — Кутузов. Был Барклай осторожен и сдержан порой — технократ и законник, в войсках нелюбимый, — а Кутузов был старый народный герой, пригвоздивший французов народной дубиной. Поначалу мы отдали все, почитай, но к началу зимы отыграли обратно. Мне понятно, кто в этом раскладе Барклай. У кого тут дубина, мне тоже понятно.
Есть другой вариант расшифровки простой — политологи любят прислушаться к бреду: иногда, недвусмысленно учит Толстой, отдавая Москву, получаешь победу. Показав свою мощь в бородинских полях и успевши Отечество этим прославить, наш герой на военном совете в Филях принимает решенье столицу оставить. Бонапарт легковерно туда побежал, заявив, что кампанию кончил, пожалуй (для наглядности нужен московский пожар: если будет жара, то пойдут и пожары). Но французу открылась пустая Москва, и Отечества дым оказался несладок; разложение армии, пик воровства (с воровством, если видите, тоже порядок), мародерство, разврат, сколько вспомнить могу (от него не спасал и расстрел перед строем)… А Кутузов, оставив столицу врагу, оказался при этом народным героем. Удивительно рано случилась зима, недостача провизии, снег по колено, отступленье на Родину, Березина, а в конечном итоге Святая Елена. Слава Богу, я долго в России живу, понимаю про наши родимые пятна… Мне понятно, кто может оставить Москву. Кто пойдет на Елену, мне тоже понятно.
Есть и третий у нас вариант, наконец, наиболее близкий к текущему году. Молодой император, всеобщий отец, для спасенья страны обратился к народу, и к Смоленску народ пробудился уже, и пошел воевать — не заради регалий… (Если б в царской России имелся ЖЖ, то и в нем Бонапарта бы очень ругали.) Партизаны успешно погнали волну и в лесах не давали французам проходу; пробужденный народ, отстоявши страну, ожидал, что получит за это свободу. Он Европе таланты свои показал, опрокинув наезд Бонапарта коварный. «Дайте волю!» — от имени всех партизан кипятился Давыдов, тогдашний Навальный. Император-отец, мы спасли тебе трон — отмени крепостничество, будет красиво! Через год манифестом откликнулся он и сказал им: ребята, большое спасибо. А чего вы хотите еще? Не пойму! Так сказал император, надежды развеяв, и крестьянство немедля вернулось к ярму, а в войсках воцарился сплошной Аракчеев. Так закончилось всё в достославном году, что навеки в истории нашей остался.
И какой бы расклад ни имелся в виду — я поменьше мечтал бы на месте крестьянства.

Чемпионатское

Настала беспокойная весна, в Японии взорвался мирный атом, и потому Россия приросла еще одним крутым чемпионатом
До спорта ли Японии теперь? Для них важней горячее питанье, расчистка городов, подсчет потерь… Нам отдали фигурное катанье. И то сказать — в каком еще краю дела сегодня гладки, точно взятки? Мы сдали всю политику свою, с природой все тем более в порядке — впервые за историю свою попали мы в такую категорью. На общем фоне мы почти в раю, и вот чемпионат по пятиборью нам отдали, чтоб всех пятиборцов мы с радостью кормили и поили. Да где ж ему и быть, в конце концов? Он должен был устроиться в Каире, но там полно своей пятиборьбы. Хозяева, банкроты без пяти вы! Кто у руля? Соседи морщат лбы, никто не видит внятной перспективы. У нас же перспектива так ясна, что жалко тратить на нее чернила, и даже турбулентная весна в прогнозах ничего не изменила; назначат нам Того или Сего — не будет ни упреков, ни разборок. Все то же необъятное село, откуда все хотят уехать в город — и все ни с места. В холоде, в грязи — умеют быть расслабленны, как в ванне. На фоне Бенгази и Саркози у нас реально край обетованный.
Сбываются прогнозы, господа! Я как пророк чего-нибудь да стою: мы станем в мире первыми, когда весь прочий мир накроется… Весною так, собственно, и вышло. Глядя вдаль, я вижу, что со временем, пожалуй, — плюсуем Сочи, вспомним мундиаль — мы станем тут спортивной сверхдержавой. Стабильности единственный редут, альтернатива общей Фукушимы… Нам все олимпиады отдадут, чтоб истощить, — но мы неистощимы.
Мир обнажил свою гнилую суть. Со всех систем слетела позолота. Повсюду происходит что-нибудь, и лишь у нас господствует болото: бороться не с кем, некого вязать, ни бунта, ни борца, ни инженера… У Франции мы Канны можем взять, и карнавал — у Рио-де-Жанейро; Байрейт, Ла Скала (оперу люблю), и главных звезд, и лучших бомбардиров… Три четверти достанутся Кремлю, а остальное сможет взять Кадыров.
Планета, всю культуру к нам вези! Мы примем и творца, и проходимца: повсюду денег требуют низы, и лишь у нас умеют обходиться. Все бабки тырит всяческая шваль, нет на нее ни МУРа, ни Каттани, — а так мы хоть посмотрим мундиаль и плюс еще фигурное катанье. К нам сливки Голливуда будут везть, и спорт, и рок — с поклоном и пардоном… А всякие свобода, совесть, честь и прочее — пребудут за кордоном, поскольку мы видали их в гробу, да и они не уживутся с нами, и будут там устраивать борьбу, и выборы, и прочие цунами.
Мы будем пуп земли, скажу не льстя. На нашей почве в этом новом цикле все станет можно — только жить нельзя.
Но к этому у нас давно привыкли.

Цугцванговое

Собралось мировое сообщество — главы Запада, высший свет, — как бы мечется, типа топчется: влезть ли в Ливию или нет? Там же вырежут, глядишь, пол-Ливии, — надо власть хватать, как варяг; но не ясно, кто будет счастливее, если влезть туда, как в Ирак. У Каддафи что ни сутки, то новости: чуть вторженьем ему погрози — обещает, что сейчас остановится, и сейчас же берет Бенгази. Ведь вот безвыходность какая вылезла: его ж не выкурить из Бенгазя! И войти нельзя, и не войти нельзя, и отыграть назад уже нельзя.
А вон Медведев опять же нахмурился и с трудом себя держит в руках: он прочел вчера доклад от Юргенса, что надо действовать, иначе крах. Меньше года осталось до выборов, роет землю ногой избирком — а правду выслушав и воду выпарив, что имеем в остатке сухом? Чем мы три этих года отметили, чем эпоха пребудет ярка — кроме разве триумфа в Осетии и небольшого смягченья УК? По какому же праву моральному он себя реформатором звал? Ведь ползем к повороту финальному, за которым позор и развал. Так и хочется рыкнуть начальственно — но для него ли такая стезя? И начать нельзя, и не начать нельзя, и повернуть назад уже нельзя.
Жаль тебя, мировое сообщество, и Медведева с Путиным жаль, да и мне отчего-то все ропщется, сочинившему эту скрижаль. Только скажешь хоть слово о Ливии иль о будущем отчей страны — а глядишь, на тебя уже вылили ведра желчи и тонны слюны. И добро бы травили хоть гения — я же много скромней одарен! Невозможно же высказать мнение, чтоб не влипло с обеих сторон. Что ж, родные мои, не жеманьтеся, демонстрируйте дер-зостный нрав. Скажешь: «Кушать детей нежелательно» — и опять перед кем-то не прав, и опять заорут обязательно, по цитатнику мордой возя… И писать нельзя, и не писать нельзя, и поменять судьбу уже нельзя.
Не завидую, в общем, и Господу, что сидит себе в райском саду и любуется с ангельской горсткою на орущую эту орду. Ничего не подскажешь заблудшему, даже снова сойдя на Синай. Всякий ход получается к худшему — хоть сначала проект начинай. Не жалеют ни старца, ни гения, каждый жаден, угрюм, бестолков… Он и начал уже истребление, но его поддержал Михалков. Он заметил среди какофонии, чуть цунами снесло города: мол, по делу досталось Японии. Пусть по делу, но ты-то куда?! Бог бы сделал нас всех удобрением — и давно бы пора, по грехам! — но испортил своим одобрением всю затею разнузданный хам! Измельчал народ, оскотинился, изо всех углов — кривизна…
И спасти нельзя, и не спасти нельзя, и начинать с нуля уже нельзя.

Природное

Поглядишь репортаж Си-эн-эна — и подумаешь: благословенна наша Русь, согласитесь со мной. Китежанка, Христова невеста! Удивительно гладкое место нам досталось в юдоли земной.
У японцев бывает цунами, их жестоко трясет временами, регулярно колотит Хонсю, — магнитуду поди сфокусируй! — а недавно еще Фукусимой напугало Японию всю. Разумеется, наши мудрилы понимают, что все — за Курилы (мы не выдадим их наотрез), за сверканье на нашенском фоне «Мицубиси», «Тошибу» и «Сони», и вопще за излишний прогресс.
Или в Штатах бывает торнадо: разумеется, так им и надо — за фастфуд и тотальный захват, и за наши несчастья, пожалуй: ведь и в летней жаре небывалой Мексиканский залив виноват! А восточные земли, в натуре? Там бывают песчаные бури, что верблюдам страшны и ослам, да и людям губительна пасть их; и во всех этих местных напастях виноват радикальный ислам. Всем вокруг — от чучхэ до иракца — есть на свете за что покараться, все достойны огня и чумы. Нет проблем лишь у нашей державы. Разве только лесные пожары, да и те ведь устроили мы.
Как посмотришь на эти пейзажи, где и птица летящая даже представляется новостью дня, как посмотришь на эти просторы, что, покорны, добры и нескоры, засосут и тебя, и меня, как посмотришь на отчие сени, где торнадо и землетрясений никакой не видал старожил, — потому что не любит прогресса, ни к чему не питал интереса и с прибором на все положил… Это вы до того осмелели — бьетесь, верите, ставите цели; нас же сроду никто не потряс. Снег, равнина, да месяца ноготь! Ни трясти, ни кошмарить, ни трогать мирозданию не за что нас. Ведь и трус**, что шатает твердыни, послан вам от излишней гордыни, чтоб напомнить, где Бог, где порог, — мы же в этом и так убедились: наши почвы в кисель превратились, а мозги превратились в творог.
Богоданная наша равнина! Не опасна, не зла, не ревнива и на всем протяженье ровна, безразлична, стабильна, послушна, ко всему глубоко равнодушна — от добра до бабла и говна! Тучи пухлые, тихие воды… Но немилостей ждать от природы мы не можем, бессильно скорбя. Если бедствия брезгуют нами, то в отсутствие всяких цунами истребляем мы сами себя; от торнадо хранимые Богом, постоянно, под всяким предлогом, круглый день, от зари до зари, под лазоревыми небесами мы усердно гнобим себя сами.
И справляемся, черт побери.

Женское

Вот тут ругают день Восьмого марта — ату, наследье цеткинских идей…
Как будто мы какая-нибудь Спарта, где женщин не считали за людей! Не понимаю этой укоризны. Какие б ни настали времена — я праздную его как День Отчизны. В моем сознанье женщина она. (Во избежанье схваток, стычек, чисток и прочих помутнений головы скажу, что не приемлю феминисток, я их считаю глупыми, увы; мне карьеристки нравятся и стервы, но у фемин особенная стать, и чтоб не напрягать больные нервы, им лучше дальше просто не читать.) Не грозный маршал, не начальник штаба — а женщина, с женою наряду. Поняв однажды, что Россия — баба, я правильнее с ней себя веду. Не ждите сострадания от тещи, не ждите снисхожденья от жены — но женщину любить мне как-то проще, чем пацана, простите, пацаны.
Вам может подтвердить любой историк (психологу, боюсь, еще ясней) — что с женщиной нельзя серьезно спорить; и я уже давно не спорю с ней. Вся ветер, а не вектор; ей немило сегодня то, что нравилось вчера; услышала меня, потом забыла и в сотый раз по кругу начала… У нас в России ценится работа, тут стыдно над дебатами потеть. А если ей не нравится чего-то — ты сразу и алкаш, и импотент, плохой отец и не приносишь денег; и, развивая тактику свою, она легко хватается за веник, а то за уголовную статью. Пускай она своим упьется бредом — не поверну упрямой головы. Ей аргумент осмысленный неведом: лишь переход на личности, увы. Узнали и Бердяев, и Киркоров, и Чаадаев, славный философ, что женщины даны нам не для споров: они не слышат наших голосов.
Знакома ей уныния услада, мечтательность, а изредка вина, — но знаю, что жалеть ее не надо. Не понимает жалости она. Не стоит тратить нежности и пыла питомцу легкомысленных харит: ей нравится, по сути, только сила, чего там вслух она ни говорит. Ей нравится надежность и защита, и спутник, понимающий в сырье; ее способны тронуть слезы чьи-то в романе, в сериале — но в семье?! Я, вероятно, так и околею, повсюду чуя тайную вражду. И я ее особо не жалею и, что важнее, жалости не жду.
Как женщина, она давно привыкла — удобней так и телу, и уму — и жить, и рассуждать в пределах цикла; как все мужчины, я привык к нему. Политкорректность глупую отбросив, я верю только в круг, а не в прогресс; не поднимаю дерзостных вопросов, когда страна вступает в ПМС… По сути, если мы глаза разуем и справимся с раскатанной губой, такой сюжет не просто предсказуем, но более комфортен, чем любой.
Я лишнего не требую от Бога, не трогаю чужого, словно тать… Что можно делать с ней? Довольно много. Особенно приятно с нею спать. И вот я сплю, не парясь, не меняясь, не вспоминая, где и как живу, привычно и заученно смиряясь с тем, с чем нельзя мириться наяву, я разучился связно изъясняться, отвык от рефлексии и труда…
Но, Господи, какие сны мне снятся!
Как видим, даже в рифму иногда.

Талисманное

У всех в новостях — то теракт, то ислам, то массы восстанут, короче, а мы выбираем себе талисман к спортивному празднику в Сочи. Ты скажешь, читатель, что это фигня, и прав по суровому счету, — но ты в понедельник читаешь меня, а я сочиняю в субботу: и Первый смотрело небось большинство, и новость прошла всеканально, и ты уже знаешь, избрали кого, — а я-то волнуюсь реально!
Снежинку? Дельфина, что втиснут в штаны? Мороза с лицом воеводы? Ведь это не цацка, а символ страны на все предстоящие годы. Премьеру, как водится, мил леопард, затеявший снежное ралли: поскольку таков уже русский стандарт — должно быть, его и избрали. Присуща ему и державная спесь, и храбрость, и дух всеединства… Плевать, что он больше не водится здесь: ведь здесь и Медведь не водился, но Путин сказал избирателю: «Верь!» — и верят, хоть наша планета поныне не знает, что это за зверь (точней, не игрушка ли это). Ища аналогий со случаем тем, три года продлившимся кряду, избрать я и тут предложил бы тандем, а может быть, даже триаду, — но некого выбрать из всех десяти, дошедших теперь до финала: всех лучших отсеяли где-то в пути, как вечно у нас и бывало. Снегирь маловат, плюс двусмысленный цвет: нам красное страшно до дрожи. У Солнышка шансов, по-моему, нет, у Зайки, мне кажется, тоже; сомнительна тройка матрешечных рыл, Мороз инфантилен, медведь уже был, а встрепанный солнечный мальчик похож на пылающий Нальчик.
— Ругать-то легко, а поди предложи! — заметит читатель невинно. Мне нравятся зайцы, ежи и моржи, но я предложил бы пингвина. Ему незнакома смятенная дрожь, он сонен, подобно Госдуме; отчасти я сам на пингвина похож, особенно если в костюме; он даже красив в этом черном пальто, сиянием льдов осиянен, — живет же он там, где не может никто, и в этом вполне россиянин. Его окружает сугубая жесть, снега, что от века не тают… Он слышал, что птицы какие-то есть, которые типа летают, и сам он, похоже, когда-то летал, собой вдохновляя поэта, — но вскорости выдохся. И по-считал, что все-таки хлопотно это. Теперь и на птицу пингвин не похож: солидная, смирная паства. В Египте летают, и в Ливии тож — в Антарктике это опасно. Мы жирное тело в утесах таим, боимся, что яйца отнимут… Гордимся ли образом жизни своим? Едва ли. Но знаете — климат! Таким бы я видеть хотел талисман, и рад поклониться его телесам из дерева или металла.
Да, скисло. Но раньше летало.

Еленское

Все романтики в нашей округе. Я и сам, если честно, люблю, коль воруют по страсти к подруге, а не вследствие страсти к баблу
Мэр московский, финансовый гений, из всего создающий рубли, нам напомнил масштаб преступлений, совершенных во имя любви. Назовем, например, Менелая, что еще до гомеровых дней, воротить свою Лену желая (как Батурина, только бедней), соответствуя древнему строю, обнажил свой спартанский оскал и разрушил красавицу-Трою так, что Шлиман едва отыскал. Ну и в чем твоя выгода, Спарта? Менелая судить не рискну, но припомню еще Бонапарта, что спалил ради страсти Москву. Так любил он свою Жозефину, сверхдержавы своей госпожу, — из Кремля-де царь-колокол выну и к ногам-де твоим положу! Не поставив Москву на колени, извини за двусмысленный стих, на святой он закончил Елене: все герои кончают на них.
Я припомню и Мао Цзедуна: он недавно, что твой сарацин, пол-Китая поставил под дула из любви к ненасытной Цзян Цин. (В узкоглазой стране желтолицей называлась она для братвы Поднебесною Светлою Птицей — то есть тоже Еленой*, увы.) Предыдущую бабу покинув за потрепанность и толщину, он везде расплодил хунвейбинов и над ними поставил жену, и кровавая эта мегера комиссаршею стала, прикинь. Так как не было там Селигера, то они мордовали Пекин. За любовь председателя Мао до того расплатился Китай, что по ихним-то меркам немало, а по нашим — кранты, почитай: уничтожена высшая школа, профессуру сослали в гряду — так что, в сущности, случай Лужкова безобиднейший в этом ряду. Он, размахом Батурину тронув, достигал эксклюзивных высот, но ведь вырезать пять миллионов — много хуже, чем схиздить пятьсот. Лучше ради любовного пыла тратить бабки хоть левой ногой — и неважно мне, сколько их было. Все равно бы их схиздил другой. Вон спартанцем разрушена Троя, а Лужков — почему и ценю, — завоевывал милую, строя, хоть и строил все больше фигню, и Москва перед целой планетой (недоволен — в Нью-Йорке живи!) так и встала как памятник этой беспредельной и страшной любви, неуклюжая, как Барбаросса, барахольная, как Лужники, вся похожа на нежность партбосса к бизнесмену некрупной руки. В этом слое хозяйственно-властном извратился закон естества: представления их о прекрасном таковы, и любовь такова. Это преданность сверхчеловека с окепленной навек головой беспощадной хозяйке «Интеко», сверхпартнерше его деловой. И гремел ТВЦ-погремушка, и лакей журналистов стращал, и народ их прощал — потому что за любовь не такое прощал. Он спускал воровство и бахвальство летописцу земель и целин, потому что он так целовался, как не мог ни один Хо Ши Мин! Все романтики в нашей округе. Я и сам, если честно, люблю, коль воруют по страсти к подруге, а не вследствие страсти к баблу. Мало лидеров русских, которых уловляли на эти крючки: на российских холодных просторах мы любви не видали почти. На морщинистых лицах забота, никаких куртуазных манер… Если кто-то и любит кого-то, то как Путина любит ЕР. А спросить бы с тоскою глубинной возглавляющих нас Каракалл: ты-то что сотворил для любимой? Сколько выстроил? Сколько украл? Вы пошли б на рисковую меру ради тайных и явных подруг — вы, которые к нашему мэру утеряли доверие вдруг? Ты ходил ли с зияющей раной, из которой все время течет? Ты хоть доллар какой-нибудь сраный перевел на возлюбленный счет? Сколько врал ты — лирически спросим — для скрепленья заветнейших уз?
Впрочем, лет через пять или восемь мы узнаем и это, боюсь.

Частушечное

Как на Киевском вокзале президенту показали. Он сказал презрительно: «Неудовлетворительно».
О, народная частушка, прочим жанрам нос утри! С виду девочка-простушка, но пророчица внутри. Сколько дерзости, запала и отваги, я б сказал! Почему же так запала ты на Киевский вокзал? Стал любимой цацкой-пецкой он для множества сердец. Есть же Курский, Павелецкий, Ленинградский, наконец! Но за много лет отсюда перст народный указал: средоточием абсурда будет Киевский вокзал. Все Отечество обшарьте — но в эпоху двух нулей на обширной нашей карте нету места веселей. И чего тут не бывало! Список длинен и высок: бомжу нищенка давала тут за булочки кусок; здесь же рядом — чудо в перьях! — ставят бабу-автомат: сзади кинешь пять копеек — впереди течет томат… И на этом же вокзале — мы традициям верны — милицейских наказали главным блогером страны.
С электрички вылезали, президента видели! Блин, на Киевском вокзале — а как будто в «Твиттере».
О приезде не трубили (брешут вражьи голоса, будто все автомобили проверяли три часа). Полон праведного гнева, он ворвался на вокзал, глянул вправо, глянул влево…
— Где милиция?! — сказал.
Говорит помдеж в испуге, заслонив собою дверь:
— Нет милиции в округе, мы ж полиция теперь! Как на Киевском вокзале всех ментов переназвали, нет ментов, одни понты, и придумал это ты!
Но Медведев не дослушал и на крайнего в упор гнев начальственный обрушил: «Нет милиции?! Позор! Их на ваш вокзальный замок нужен целый легион! Почему не вижу рамок? Рамки где?!» — воскликнул он. Тошно рыцарям охранки, как японцам — от Курил. Им никто про эти рамки ничего не говорил. Где им было ждать такого в этот зимний день сырой? Он же верит в силу слова, виртуальный наш герой. Он, попав случайно в дамки, верит, Господи прости, что, поставив всюду рамки, можно в них террор ввести. Он тебя пред всем народом уверял, Россия-мать, будто стрелок переводом можно время поменять! Он вчера пред целым миром доискался, наконец: коль не звать борца эмиром, то раскается боец! Назовем Россию раем — и окажемся в раю!
«Где Якунин?! — он пролаял. — Я три дня ему даю, чтоб на Киевском вокзале террориста повязали, а иначе о себе вам напомнит ФСБ!»
Озадаченный Якунин свой замаливает грех: ставит рамки, пригорюнен, и досматривает всех. Не попасть сегодня в масть никаким Якуниным: чтоб понять такую власть, надо быть обкуренным.
…Как на Киевском вокзале с чемоданчиком стою, повторяя с видом заи: что мне делать, мать твою? Не уехать ли, пожалуй, выбирая новый риск, — из Отчизны обветшалой, вырождающейся вдрызг? Не уйти ль от наших змиев, от клыков и от клешней — например, в свободный Киев? Но ведь там еще смешней. Что на Киевском вокзале, что в Сибири, что в Казани — всюду та же ерунда, не уедешь никуда.
И вдобавок без базаров намекает внешний мир, что с таких, как наш, вокзалов поезда идут в Каир.

Юбилейное

Так властно обаянье прилипал, что, в гости к ним заехав, даже Путин под эту власть жестокую попал
Есть в атмосфере Первого канала один микроб, живущий только в нем: чего бы к ним в эфир ни попадало — немедленно становится враньем. Его эффект настолько абсолютен, так властно обаянье прилипал, что, в гости к ним заехав, даже Путин под эту власть жестокую попал. Как мощный лев-самец, явившись к прайду, он грозно раскрывал премьерский рот — и виделось: сказать он хочет правду! Но выходило все наоборот, и триумфальным маршем из «Аиды» все снова покрывалось: трям-трям-трям! От Эрнста исходящие флюиды его гипнотизировали прям. Он и в начале встречи, и в финале хотел во всем признаться, как герой… но Боже, не на Первом же канале! Пошел бы он хотя бы на второй! Тут все равно — хоть лидер, хоть премьер вам: всех поглощает гибельный провал. Того, что есть, — нельзя сказать на Первом. Их Березовский так заколдовал, все это на глазах у миллионов, иванов и семенов, кать и надь, — недаром он проклятьем заклейменов, и познер в этом что-нибудь менять.
Когда они там Путина встречали, то даже стены излучали стыд. «Теракт раскрыт», — признался он вначале. Назавтра мы узнали: не раскрыт. До явного юления унизясь и снова попадая в «молоко», он говорит: «Легко проходим кризис». А то он сам не видит, как легко! Сочувствие к простому человечку его не загоняет в магазин, не покупает он, допустим, гречку, не заливает в бак себе бензин, не видит очевидного бесславья, не чувствует разросшихся прорех, — но есть же президентское посланье о том, что мы просели больше всех! И чтобы вслух стране сказать про это, отстаивая собственную честь, он мог пойти на «Сити» и на «Эхо» — «Газпром» все тот же, но свобода есть, — и все бы благодарны были хором, как благодарны трезвому врачу… Но он пошел на Первый, на котором — довольно, повторяться не хочу.
Потом он выдал новую причуду, опять попав под Костины лучи: в эфире оппозиция повсюду, и врет, какую кнопку ни включи. Допустим, он мотается по свету, пускай не видит местных телерыл, — но что ее нигде ни разу нету, ужель Сурков ему не говорил? Ведь он же рапортует об успехах: «Еще не вся зачищена печать, но от экрана мы отжали всех их, теперь и ящик незачем включать!» А то, что врут они, — чего ж такого, история же катится вперед: Немцов не врал, как видим, про Лужкова, быть может, и про Путина не врет, — так дай ты им сказать, врунам и стервам, дай отчитаться, не сочти за труд! (Но только, ради бога, не на Первом. У них на Первом даже стены врут.)
Но главное, что здесь меня пугает, — простите, если выйдет не в струю, — пускай он оппозицию ругает, пускай он хвалит партию свою, про это нам давно неинтересно, мы вот как насмотрелись этих див, — но, господа! Когда он хвалит Эрнста — он тоже был, выходит, неправдив?! Не может быть! Они ж варили кофе, к полуночи устроили аврал, и он сказал — вы умницы и профи! И тоже, получается, наврал?! А в паузе, опять хваля кого-то — мол, нам не страшно, если много дел, — «Мне нравится, — сказал, — моя работа». И так при этом странно поглядел, что если б дева, без угроз и криков, а глядя, как печальный крокодил, сказала вслух: «Ты нравишься мне, Быков», — на выстрел я бы к ней не подходил.
А впрочем, тут лукавить нет расчета. Себя давно не любит вся страна. Кому здесь, в общем, нравится работа? И Эрнсту-то не нравится она. Он сам бы — так я думаю — с восторгом не врал бы и себе не изменял, чтоб в кадре пахло жизнью, а не моргом…
Но он не может. Первый же канал.
И, отдых дав разгоряченным нервам, поздравлю Эрнста русским языком предельно честно — я же не на Первом, я больше вообще ни на каком: будь счастлив, милый друг! Пари, как демон, не прерывай надсадного труда и будь уверен: то, что ты наделал, Россия не забудет никогда.

Давосское

Песня и танец кота Базилио и лисы Алисы об инвестициях в Поле Чудес


Б а з и л и о
Оставь газету, идиот! Забудь свои вопросы, лысый! Молчать, Давос: для вас поет тандем Базилио с Алисой. Который год лиса и кот на нашем Поле все решают. Еще там вроде был народ, но нам он, в общем, не мешает.

А л и с а
Да что ж народец — ничего… Запуган был еще усами… У нас сажают одного, а прочие ложатся сами. Глотают снедь, считают медь, Манеж — обычная разрядка… Вам с ними дела не иметь, мы их и сами видим редко. Не бойтесь, бунт для них — табу, мы сокращаем их, не тронув; на то, чтоб обслужить трубу, нам надо десять миллионов. Мы их снабдим инвентарем, по три рубля дадим в ручищи, — а прочих скоро уберем, и воздух сразу станет чище.

Б а з и л и о
У нас не страшно ни хрена. Есть города — Москва и Питер. У нас культурная страна, у нас Алиса ходит в «Твиттер»! Чтоб вас все это не скребло, смотрите «Время» или «Вести». Несите, главное, бабло, а в наши правила не лезьте. Не надо типа нас учить по вашим правилам паучьим, кого нам типа замочить: мы сами, падлы, вас научим. В России бизнес — не вопрос, все рады тут вложеньям вражьим: несите, главное, баблос, заройте там, куда мы скажем, вложите глубже в наш навоз — его навалом под столицей, — и офигеет весь Давос от этих ваших инвестиций!

А л и с а
Несите к нам, несите к нам! Но чтобы выросло как надо, нельзя смотреть по сторонам и ездить за пределы МКАДа. Послушны будьте и смирны, шутить опасно с этим местом: играть по правилам страны обязан правильный инвестор. Пришли, допустим, вы с баблом, несете бакс, что честно нажит, — а тут случается облом: кого-то бьют, кого-то вяжут… Да не смотрите вы туда и раньше срока не блажите: разройте ямку, господа, и все, что нажито, вложите. Взойдет наутро дивный сад, со всех сторон охраной стиснут: на ветках доллары висят, на плодоножках евро виснут!

Б а з и л и о
За обходительность манер я окружен почетом полным. Вот был Чичваркин, например. Вы не слыхали? Мы напомним! Был дан приказ его поймать, он обработан в нашем стиле, отняли все, убили мать, прогнали в Лондон — и простили! От счастья он упился в дым и все претензии оставил. Вот так же будет и с любым, кто не нарушит наших правил. Я повторяю вам, скотам: вам будут рады в нашем Сити. Взрывают тут, взрывают там, кругом горит — а вы несите! Направо рвут, налево бьют, со всех сторон кричат «Спасите!», одних берут, другим дают, и все крадут, а вы несите! Приятный вид, покорный скот, пейзаж болотный, белобрысый — вас ждут гостеприимный кот с миниатюрною Алисой. Мы гарантируем вдвоем от беспорядков и убоя — а если что, мы вам споем.

Х о р о м
Какое небо голубое!

Латвийское

На мотив «Прощания славянки»


Можно выстроить схему двулицую, из подростков воспитывать скот, из милиции сделать полицию и вводить православный дресс-код, сделать так, чтоб из власти повыбыли всех, в ком были зачатки стыда, упразднить за ненужностью выборы, римский цирк сотворить из суда, раздвигать своей родине лядвия и сдирать с нее даже белье — но в конце этой лестницы Латвия, и нельзя забывать про нее.
Можно всех придавить пирамидою — и ведь будут хвалить до поры, — мучить недра программою «Выдою», называться царями горы, гнобить умника, пестовать увальня, — да уже и сбежал, кто умен, — довести населенье до уровня черной Африки старых времен, воспевать свои подвиги ратные, прочий мир произвесть во враги — но о виде на жительство в Латвии забывать никогда не моги.
Здесь «Прощанье славянки» включается — старый марш, что доселе не скис: ведь когда-то она попрощается с этим шествием крашеных крыс? Не навек твои глюки, красавица: сгинет морок — и нету его. Карусель наша тем лишь и славится, что доедешь на ней до всего: то на запад, а то на восток она — сносу нет деревянным коням! Доживем — и возглавит Сорокина НТВ или Первый канал, и нашисты, вчера еще дерзкие, что Немцова ловили сачком, будут фото стирать селигерские и в метро пробираться бочком; и нацисты с готовностью шлюшкинской будут втюхивать, Боже ты мой, что ходили на митинг на Пушкинской и питались одной шаурмой… Крот истории, долго ты роешься и не любишь молоть языком. Мы увидим в Кремле Шендеровича — я б доверил ему избирком! Телезрителям, правдой ошпаренным, будет душно от телепремьер; будут спорить Ольшанский с Шушариным в шоу Шустера на РТР: разрешить ли ЕР демонстрацию где-нибудь за Садовым кольцом — или сразу устроить люстрацию всей толпе, да и дело с концом, чтоб в России позора таковского не бывало во веки веков? Как он тайно спасал Ходорковского, мемуары напишет Сурков… Будет так, на меня положитеся; мы на этом стоим рубеже. Все кончается видом на жительство — да не раз и кончалось уже. Тут традиция. Я бы и рад ее разорвать ради завтрашних дней — но в конце обязательно Латвия. Или Лондон. Но Лондон трудней.
Мать-Европа! Прими мое «грациа». За какой мы наказаны грех, что по очереди эмиграция тут спасает решительно всех? Мы опять озаботились чисткою — и прикинь, попросился Лужков в ту страну, что когда-то фашистскою называл под восторги дружков. Уж какая, казалось бы, ладная у него получилась среда! Как ни кинь — получается Латвия.
Да уже не берут и туда.

Хреновое

Вся страна — сама себе чужая: выгнали больных, как салажат, а врачи, больных изображая, по кремлевским коечкам лежат
Главный врач России — доктор Хренов. Наблюдатель думает иной, что у нас страна олигофренов: дудки, все сложнее со страной! Он пробился к царственному уху, чтоб сказать заветные слова: «Мы вам показали показуху». Впрочем, эта новость не нова. Он раскрыл — почти уже в финале — методы ивановской земли: там врачи больных поразогнали, и медсестры в койках залегли. Хороши медсестры без халата, девушки ивановских кровей! Хоть невелика у них зарплата, но больных они поздоровей. Расстелили простыни льняные и в палатах выложились в ряд. «Экие здоровые больные!» — гости с уваженьем говорят.
Это образ новой перестройки, крепкой и бодрящей, как чифир: разогнав больных, ложиться в койки. Разогнав народ, звонить в эфир. Как машина, что летит, и давит, и спасает всех на вираже, — сами выбирают, кто возглавит (думаю, что выбрали уже): младший из борьбы, похоже, выбыл, старший надувается прыщом, — но не нам же делать этот выбор? Мы же в их раскладе ни при чем? Сами же они рукою нежной для себя растят фанатов рать, чтоб собрать их после на Манежной и на них любовно наорать. Блогосфера дружно замирала, прикусив от ужаса язык: кто-то опознал Арзуманяна, «нашего», горланящего «зиг». Разве стоит этого стесняться? Вам ответит всякий правовед: тоже дело — «наши» или «наци»! Букву поменяешь, и привет. Дело же не в прозвище, а в стиле, четко обозначенном допрежь: для того их только и растили, чтоб сегодня вывесть на Манеж. Я не вижу двух враждебных станов — предо мной один и тот же стан, во главе там некто Залдостанов, пред которым главный шляпу снял… Я могу еще продолжить нА спор: это же банально, как распил. Нам твердят про беспредел диаспор — ну а кто диаспоры растил? Дорвались per aspera ad astrum: он же сам и кормит этот пласт — а потом диаспоры отдаст нам, приучившись сбрасывать балласт. И страна послушает указца — ведь

Добавлено: 28 апр 2011, 20:20
Oleg L
Дмитрий Быков (читает сам и другие...)
http://www.youtube.com/results?search_q ... D0%B2&aq=f