Стихи [каталог в первом сообщении]

[Marta]

Хочешь гляди, а не хочешь, так не гляди:
Я уродилась с огромной дырой в груди.
И чтоб ночами от ужаса не кричать,
Все родные решили не замечать.

Доктор, порассмотрев на стене ковры,
Через меня, сообщил мне, что нет дыры.
Мама навешала елочной мишуры.
Папа велел мне стыдиться своей хандры.

Я лила в нее кофе, несла цветы,
Чтобы как-то спасаться от пустоты.
Я вставляла туда мужчин, подруг,
Книги, идеи, работу и все вокруг.

Складывала конфеты и шоколад
Тоннами. А потом листовой салат.
Мужа, ребенка, машину, свои мечты,
Яркие безделушки, смартфон, кресты.

Позже болезни. С надеждой смотря вокруг,
Преданным взглядом, искала, ну где тот друг,
Принц, целитель, гуру или святой,
Кто мне поможет справиться с пустотой.

Сразу была готова впустить любя
Первого встречного, но не саму себя.
Будто собака голодная в конуре,
Будто бы нищенка у проходных дверей.

Стыдно подумать, что делала, где спала
С кем ночевала, что ела, о чем врала.
Как наутро, сделав приличный вид,
Всем говорила, что вовсе и не болит...

В новых платьях, дыхание затая,
Тайно мечтала, что я, наконец, - не я.
Красила волосы в неисправимый цвет,
Рьяно старалась нарушить любой запрет.

Годы идут, и я снова ответ ищу.
Радуюсь разному, и о больном грущу.
Рая не будет. Но кажется, будто свет
Светит мне в душу. И в ней говорит поэт.

Ну а когда недостаточно света дня,
Луч пробивается будто бы из меня.
Через мою дыру, словно в лупу дней,
Люди рядом видят себя ясней.

Сами приходят и часто благодарят.
Вечно в нее мне что-нибудь говорят.
Дети целуют краюшки пустоты,
И доверяют мне тайно свои мечты.

Кто-то (вот это истинно удивил!)
Даже признался моей пустоте в любви.
Как-то художник пришел и, разинув рот,
Мне говорил, что не видел таких пустот.

Кто-то заметил, что тихая пустота
Всех принимает о объятия. И тогда
В ней происходит чудо. И если встать,
Не шевелясь, начинает нас исцелять.

Я бы хотела сказать вам, что все ништяк,
И что дыра затянется просто так.
Но вы простите, я точно не буду врать,
Я не знаю, как мне её залатать.

Мудрые говорят, к сорока годам,
Там, на месте дыры, остается шрам.
Если погода к нам, смертным, благоволит,
То он почти не ноет и не болит.

Может быть по прошествии многих дней
Я успокоюсь и стану чуть-чуть мудрей.
А однажды пойму, что дыра и грусть
Точно размером с Бога. И улыбнусь.

Точно размером с душу. И, не спеша,
Я осознаю, что это и есть душа.
Аглая Датешидзе

[Виктор]

Баллада о выпивке

Мы сто белух уже забили,
цивилизацию забыли,
махрою легкие сожгли,
но, порт завидев,- грудь навыкат! -
друг другу начали мы выкать
и с благородной целью выпить
со шхуны в Амдерме сошли.

Мы шли по Амдерме, как боги,
слегка вразвалку, руки в боки,
и наши бороды и баки
несли направленно сквозь порт;
и нас девчонки и салаги,
а также местные собаки
сопровождали, как эскорт.

Но, омрачая всю планету,
висело в лавках: "Спирту нету".
И, как на немощный компот,
мы на "игристое донское"
глядели с болью и тоскою
и понимали - не возьмёт.

Ну кто наш спирт и водку выпил?
И пьют же люди - просто гибель...
Но тощий, будто бы моща,
Морковский Петька из Одессы,
как и всегда, куда-то делся,
сказав таинственное: "Ща!"

А вскоре прибыл с многозвонным
огромным ящиком картонным,
уже чуть-чуть навеселе:
и звон из ящика был сладок,
и стало ясно: есть! порядок!
И подтвердил Морковский: "Е!"
Мы размахались, как хотели,-
зафрахтовали "люкс" в отеле,
уселись в робах на постели:
бечёвки с ящика слетели,
и в блеске сомкнутых колонн
пузато, грозно и уютно,
гигиеничный абсолютно
предстал тройной одеколон.

И встал, стакан подняв, Морковский,
одернул свой бушлат матросский,
сказал: "Хочу произнести!"
"Произноси!" - все загудели,
но только прежде захотели
хотя б глоток произвести.

Сказал Морковский: "Ладно,- дернём!
Одеколон, сказал мне доктор,
предохраняет от морщин.
Пусть нас осудят - мы плевали!
Мы вина всякие пивали.
Когда в Германии бывали,
то "мозельвейном" заливали
мы радиаторы машин.

А кто мы есть? Морские волки!
Нас давит лед, и хлещут волны,
но мы сквозь льдины напролом,
жлобам и жабам вставим клизму,
плывем назло имперьялизму?!"
И поддержали все: "Плывём!"

"И нам не треба ширпотреба,
нам треба ветра, треба неба!
Братишки, слухайте сюда:
у нас в душе, як на сберкнижке,
есть море, мама и братишки,
все остальное - лабуда!"

Так над землею-великаном
стоял Морковский со стаканом,
в котором пенились моря.
Отметил кэп: "Всё по-советски..."
И только боцман всхлипнул детски:
"А моя мамка - померла..."

И мы заплакали навзрыдно,
совсем легко, совсем нестыдно,
как будто в собственной семье,
гормя-горючими слезами
сперва по боцмановой маме,
а после просто по себе.

Уже висело над аптекой
"Тройного нету!" с грустью некой,
а восемь нас, волков морских,
рыдали,- аж на всю Россию!
И мы, рыдая, так разили,
как восемь парикмахерских.

Смывали слезы, словно шквалы,
всех ложных ценностей навалы,
все надувные имена,
и оставалось в нас, притихших,
лишь море, мама и братишки
(пусть даже мамка померла).

Я плакал - как освобождался,
я плакал, будто вновь рождался,
себе - иному - не чета,
и перед богом и собою,
как слёзы пьяных зверобоев,
была душа моя чиста.
1964
Е.Евтушенко

[ЁЛКА]

Кто-то заметил, что тихая пустота
Всех принимает о объятия. И тогда
В ней происходит чудо. И если встать,
Не шевелясь, начинает нас исцелять.

это ж прямо классическая йога!

[Виктор]

Так и есть, Лена!
Как говорят на Украине:
- Отож!

[Future]

https://yandex.ru/images/search?text=%D ... rpt=simage" onclick="window.open(this.href);return false;

Мысль

Мысль о былом тебя томила,
Как осень ветку о стекло побило.
Зачем же эта прямота,
В глазах и позах пустота?

Когда бы вдруг,
Я был вам не угоден.
Как старый друг,
Несчастлив, но свободен?

Вы осень позабыл о всём,
Укрывшись под твоим крылом.
2018 г.

Три богатыря

Мне привидилось будто случайно,
Будто всё это было давно!
Как портрет, что висел в каждой чайной,
У которой сидел всё равно.

И как будто бы снова там выпил,
И увидел, как падают в рост!
И пошёл, и наткнулся на вымпел,
И ударил на выцветший пост.

Вдруг взглянул, как с картины когда-то,
Как сказал бы о чём-то своем…
Нет не надо об этом, ребята!
Ни х.. , всё одно проживём.

2018 г.

Слышишь?

Мне ночами это только снится,
Слышишь, по секрету передать?
Плакает безумная столица,
И прохожим не мешает спать.

Я поеду вновь туда-обратно,
Потихоньку к богу поднимусь.
Мне, пожалуй, будет неприятно,
Но я всё же богу помолюсь.

Как уснёт усталая махина,
Так и он уставший ляжет спать,
Жизнь одна лишь только пантомима,
Ждёшь, когда появится кровать.
2018 г.

[Виктор]

Музы

Август. Зной. Торгуют арбузами.
Цельсий в небо подбросил плюс.
Со своими верными музами
Не мычу я и не телюсь.
Ну каких шедевров поэзии
ожидаться от этих муз?
Загорать на крышу полезли,
Уплетать медовый арбуз.
К солнцу попки задрали голые –
Ни фантазии, ни ума! –
И плюют в беспечные головы
Православных и басурман.
Ни минуты от них покоя мне:
Налетят, устроят погром,
А потом срифмуют такое мне,
Что ни в сказке и ни пером!
С этой бешеной бабьей кликою,
Чтим соседями как урод,
Вряд ли что я создам великое,
А скорее, наоборот –
Не видать Нобелевской премии,
Не носить лавровых венков...
И убитый горем, в гареме я
Горько плачу от их стишков.
Лишь единое утешение
В милых музах я нахожу;
Но об этом, прошу прощения,
Никому я не расскажу.

Ростов дремлет

Как прибалдевшие буддисты
в глубоком трансе –
Ростов еще не пробудился,
и не старайся
в его шафрановые глюки
с утра воткнуться;
так в шапито - мелькают руки,
мелькают блюдца,
циркач жонглирует, колдует
уже за гранью,
и ничего не существует
в его сознанье –
ни мам, ни бабушек, ни внуков,
ни дамы в ложе,
ни слов, ни запахов, ни звуков –
он приморожен,
он как сомнамбула, как зомби,
но вы не верьте:
в нем скрыта жизнь - как скрыто в бомбе
дыханье смерти,
всего лишь пять минут в программе,
за ним - коверный...
Вот так и город мой утрами
в себя повернут.
Его безлюдные бульвары
почти что мертвы;
"шорк-шорк" - скребут о тротуары
усердно метлы,
чтоб избежать лихих наездов
жильцов свирепых,
бомж выползает из подъезда
и чешет репу,
"буль-буль" - раздавит свой фунфырик
смурной бичара;
и где-то вспыхнет свет в квартире,
и дню начало...
Раз ты по жизни ростовчанин,
вставай с утра ты,
и ты забудешь про печали
и про утраты,
и тишиною непривычной
слегка прибитый,
ты сам поймешь, как неприличны
твои обиды,
как много мелкого, пустого
в душе лежало,
как ты ничтожен без Ростова,
смешон и жалок.
Ну что ты, славный мой, за птица?
Одно засранство.
А город - все-таки частица –
нет, часть! - пространства,
а отрешенность - состоянье
общенья с бездной;
Ростов купается в сиянье
любви небесной,
как губка, впитывает ноты
музыки райской...
Не нарушай его дремоты.
И не старайся.
Сидоров Александр

[Касыда]

Египет

Как картинка из книжки старинной,
Услаждавшей мои вечера,
Изумрудные эти равнины
И раскидистых пальм веера.

И каналы, каналы, каналы,
Что несутся вдоль глиняных стен,
Орошая Дамьетские скалы
Розоватыми брызгами пен.

И такие смешные верблюды,
С телом рыб и головками змей,
Как огромные, древние чуда
Из глубин пышноцветных морей.

Вот каким ты увидишь Египет
В час божественный трижды, когда
Солнцем день человеческий выпит
И, колдуя, дымится вода.

К отдаленным платанам цветущим
Ты приходишь, как шел до тебя
Здесь мудрец, говоря с Присносущим,
Птиц и звезды навек полюбя.

То вода ли шумит безмятежно
Между мельничных тяжких колес
Или Апис мычит белоснежный,
Окровавленный цепью из роз.

Это взор благосклонной Изиды
Иль мерцанье встающей луны?
Но опомнись! Встают пирамиды
Пред тобою, черны и страшны.

На седые от мха их уступы
Ночевать прилетают орлы,
А в глубинах покоятся трупы,
Незнакомые с тленьем, средь мглы.

Сфинкс улегся на страже святыни
И с улыбкой глядит с высоты,
Ожидая гостей из пустыни,
О которых не ведаешь ты.

Но Египта властитель единый,
Уж колышется Нильский разлив,
Над чертогами Елефантины,
Над садами Мемфиса и Фив.

Там, взглянув на пустынную реку,
Ты воскликнешь: «Ведь это же сон!
Не прикован я к нашему веку,
Если вижу сквозь бездну времен.

Исполняя царевы веленья,
Не при мне ли нагие рабы
По пустыням таскали каменья,
Воздвигали вот эти столбы?

И столетья затем не при мне ли
Хороводы танцующих жриц
Крокодилу хваления пели,
Перед Ибисом падали ниц?

И, томясь по Антонии милом,
Поднимая большие глаза,
Клеопатра считала над Нилом
Пробегающие паруса».

Но довольно! Ужели ты хочешь
Вечно жить средь минувших отрад?
И не рад ты сегодняшней ночи
И сегодняшним травам не рад?

Не обломок старинного крипта,
Под твоей зазвеневший ногой,
Есть другая душа у Египта
И торжественный праздник другой.

Точно дивная фата-моргана,
Виден город у ночи в плену,
Над мечетью султана Гассана
Минарет протыкает луну.

На прохладных открытых террасах
Чешут женщины золото кос,
Угощают подруг темноглазых
Имбирем и вареньем из роз.

Шейхи молятся, строги и хмуры,
И лежит перед ними Коран,
Где персидские миниатюры -
Словно бабочки сказочных стран.

А поэты скандируют строфы,
Развалившись на мягкой софе,
Пред кальяном и огненным кофе
Вечерами в прохладных кафе.

Здесь недаром страна сотворила
Поговорку, прошедшую мир:
- Кто испробовал воду из Нила,
Будет вечно стремиться в Каир.

Пусть хозяева здесь - англичане,
Пьют вино и играют в футбол
И Хедива в высоком Диване
Уж не властен святой произвол!

Пусть! Но истинный царь над страною
Не араб и не белый, а тот,
Кто с сохою или с бороною
Черных буйволов в поле ведет.

Хоть ютится он в доме из ила,
Умирает, как звери, в лесах,
Он любимец священного Нила
И его современник - феллах.

Для него ежегодно разливы
Этих рыжих всклокоченных вод
Затопляют богатую ниву,
Где тройную он жатву берет.

И его ограждают пороги
Полосой острогрудых камней
От нежданной полночной тревоги,
От коротких нубийских мечей.

А ведь знает и коршун бессонный:
Вся страна - это только река,
Окаймленная рамкой зеленой
И другой, золотой, из песка.

Если аист задумчивый близко
Поселится на поле твоем,
Напиши по-английски записку
И ему привяжи под крылом.

И весной на листе эвкалипта,
Если аист вернется назад,
Ты получишь привет из Египта
От веселых феллашских ребят.

Credo

Откуда я пришел, не знаю...
Не знаю я, куда уйду,
Когда победно отблистаю
В моем сверкающем саду.

Когда исполнюсь красотою,
Когда наскучу лаской роз,
Когда запросится к покою
Душа, усталая от грез.

Но я живу, как пляска теней
В предсмертный час больного дня,
Я полон тайною мгновений
И красной чарою огня.

Мне все открыто в этом мире -
И ночи тень, и солнца свет,
И в торжествующем эфире
Мерцанье ласковых планет.

Я не ищу больного знанья,
Зачем, откуда я иду;
Я знаю, было там сверканье
Звезды, лобзающей звезду.

Я знаю, там звенело пенье
Перед престолом красоты,
Когда сплетались, как виденья,
Святые белые цветы.

И жарким сердцем веря чуду,
Поняв воздушный небосклон,
В каких пределах я ни буду,
На все наброшу я свой сон.

Всегда живой, всегда могучий,
Влюбленный в чары красоты.
И вспыхнет радуга созвучий
Над царством вечной пустоты.
Гумилёв Н.С.

[«божий человек»]

Мальвина Матрасова

Я умею играть на нервах и немножечко на гитаре,
пью до дна и стреляю первой, постоянно хожу по краю,
ненавижу какао с пенкой, каблуки и пустые речи,
обожаю пивас и семки, новый год и субботний вечер,
виртуозно ругаюсь матом, расставляю все запятые,
не терплю проходимцев рядом, чай люблю, но когда остынет.
А ещё я люблю закаты, чтобы падало в море солнце.
Терпкий запах созревшей мяты. Сигаретного дыма кольца.
Кеды с надписью made in china. Апельсиновое варенье.
Молча знать про чужие тайны. Падать вверх и бояться тени.
Я люблю свои недостатки (их не вытерпеть, не любя), виски с колой, июль и прятки.

А ещё я люблю…

[Виктор]

Весенний крик дев

Да, впивайся зубами в шею, как впиваюсь в твое плечо.
я по-ведьмински хорошею, ты особо и ни при чем,
да, заставь же меня сдаваться, доминируй, верши судьбу,
и плевала, что мне не двадцать, я закусываю губу,
продолжая кричать без крика, продолжая не продолжать.
я бы стала гитарой, скрипкой, и лезвийной искрой ножа
для тебя на прекрасный вечер в ароматных твоих свечах.
изувечу, увековечу - ты мне этим же отвечай.
убивай меня, да, убей же, исступлением покоря,
будут в списке моих убежищ незахваченные моря.
да, приканчивай, не жалея, рви несорванные цветы.
после веки отяжелеют. мы - священны и не святы.
анестетик и антистатик – мы сбываемся в унисон;
все случится, как в той цитате:
"ты проснешься, а я - не сон"

***
А влюбиться - как выйти вечером из кафе,
чтобы солнце свои лучи окунало в снег.
Чтобы старый проспект. Вкус голубых конфет,
и ментоловый ветер, шепчущий о весне.
Он целует тебя, не касаясь румяных щек,
лучше всех, кто прошел. И кто не пришел еще.

И какой-то случайный прохожий тебе даёт
вместо флаера ленту на руку - мол, держи.
У тебя нету времени спрашивать - "идиот"?
На запястье заснула лента. Длиною в жизнь.

Ты идешь, подпевая плееру, по весне.
Разряжается плеер. И ноты летят на снег.
Солнце прячется в блеске фантиков от конфет,
и поблизости никаких не горит кафе.
Ветер колкой щетиной трется об угли щек,
и весна, в общем, даже не началась еще.

Ты считаешь перчаткой трупики сигарет,
здесь решительно никого, кто бы мог согреть,
здесь решительно все под вечною мерзлотой.

Кроме той, на запястье...
Ленточки золотой.
Леди Лайя

[Виктор]

Когда умру, оплачь меня
слезами ржи и ячменя.
Прикрой меня словами лжи
И спать под землю уложи.
Я не хочу, чтоб пепел мой
метался в урне гробовой,
стучал, закрытый на замок
в кулак слежавшийся комок.
Когда умру, упрячь меня
под песни ржи и ячменя,
чтоб вяз свой воз зеленый вез,
чтоб, наливаясь, рос овес,
отборным плачучи зерном
по ветре буйном, озорном.
Земли на грудь щепотку брось
мне как-нибудь и на авось.
Авось тогда остаток мой,
согретый черноземной тьмой,
взбежит свободно и легко
по жилам, точно молоко.
И ты придешь, опять хорош,
смотреть, как в дрожь бросает рожь,
когда желтеющим лицом
тебе навстречу, агроном,
сквозь даль лесную я блесну,
напомнив молча про весну,
когда, волнуясь и шумя,
взмолюсь: Помилуй, Боже, мя!
1940
Сергей Петров

[Виктор]

Оттого, что смерть в моих жилах, и в радужных карих - смерть,
Я могу стоять на своем, я могу посметь,
Я могу в разреженной груди усмирить толчки,
Наводя на людей раздувающиеся зрачки!
Я стою перед миром, подрагивая, как конь.
Но какой бы меня внутри не сжигал огонь,
Замедляют частицы воздуха свой полет
В моих легких - июльский жар превращая в лед.
И когда я кашляю, резко опав с лица,
Из гортани моей, как из дула - заряд свинца
(У чахоточного - мокрота, из утопленника - вода),
Разлетаются, раня прохожих, осколки льда.
У меня из каждого глаза торчит игла.
Мой зрачок холодней замороженного стекла.
Вот пылинка упала, легка, как лебяжий пух -
Звук паденья на части раскалывает мой слух!
После смерти моей я хочу превратиться в снег,
Чтоб лежать на земле голым взглядом, лишенным век
И ресниц. И смотреть, не мигая, как тот, другой,
Оставляет свой след, наступив на меня ногой.
Ренат Гильфанов

[Виктор]

Хоть в городе все тот же дождь
ковровою бомбардировкой,
иною стала листьев дрожь –
предзимней, зыбкой и неловкой.

Вечерний трафик, скользкий уж,
пронзает шпагою из стали
фосфорецирующих луж
глухонемое зазеркалье.

И смотрит вечер-господин
глазами грустного поэта,
как превращаются в один
два заоконных силуэта…
Александр Габриэль

[Виктор]

Как вариант…

Когда я окончательно устану,
когда я окончательно опомнюсь –
я встану и уеду всем составом
куда-нибудь на севернейший полюс,
где ледяные древние просторы,
бесчеловечно холодно и люто
и нет хороших мальчиков, которых
беречь я не умею абсолютно.

А может быть, я сделаюсь монашкой;
займусь простыми, честными трудами,
заброшу идиотские замашки,
положенные благородной даме,
и стану далека душой и телом
от этих терпеливых и красивых,
и любящих меня – как я хотела,
и это-то всего невыносимей.

Под небом цвета выцветшей извёстки,
как сонные туристы едут к морю,
уеду я в посёлок Белозёрский
и стану петь в церковном местном хоре,
и жить одна, – не стану вить я гнёзда,
и это никому не выйдет боком.
Я буду петь.

И небо содрогнётся,
когда направлю я любовь
на Бога.
Екатерина Михайлова

[Гузель Х.]

Странным образом сплелась с моей жизнью Великая Отечественная. Понятно за что бились в ту войну. Выбор прост - либо жизнь, либо смерть. Время, когда выживали.
В наше время столько возможностей выбора! Но все равно выбирается НЕ жизнь. Продолжается утонченная война и убийство внутри себя, в отношениях, стране, планете... Хотя борьба противоположностей - это только часть всем известного Закона развития (диалектики) как для непроявленной, так и проявленной материи, к которой относится и человек. Человек - единственная часть умной материи, которая отчаянно сопротивляется единению. Действительно, странно...

Добавлено позже: 24 авг 2018, 12:20

Не вернувшийся солдат

Автор и исполнитель: ЮТА

Ты уходил без слов: "Прощай.
Не надо расставаний.
Какая нам теперь печаль,
Когда бушует пламя?"
И солнце жгло тугую спину.
И небо было очень синим
От этой доблести и силы.

Ты, душа, лети, лети, лети...
Пали на войне друзья, враги.
Побывал, да вышел .-"Мама, как же так?"
Бьют дожди по крышам.
То стучат сердца мальчишек,
Не вернувшихся солдат.
Не вернувшихся солдат.

Теперь тебе, солдат, лететь
Всё полем да туманом.
Ты прожил жизнь свою на треть.
О, Господи, как мало!
Кому ветра, кому бурьяны.
Ты был бесстрашным и упрямым.
Глухой удар и шёпот: "Мама..."

Ты, душа, лети, лети, лети...
Пали на войне, друзья, враги.
Побывал, да вышел:  "Мама, как же так?"
Бьют дожди по крышам.
То стучат сердца мальчишек,
Не вернувшихся солдат.
Не вернувшихся солдат.

Побывал, да вышел: "Мама, как же так?"

Не вернувшийся солдат.
Не вернувшийся солдат.

[Касыда]

А мне чертовски приятно знать

А мне чертовски приятно знать,
Что я оставлю свой скромный след
Не только там, где стоит кровать,
Но там, где мебели вовсе нет.
А мне, признаться, чертовски льстит,
Когда мы станем друг другу - экс,
Когда расколется монолит,
Ты будешь помнить не только секс.

Ты будешь помнить, что есть внутри
Негласных тысячи мелочей.
Игру "кто первый?" на раз-два-три,
Что завершалась всегда ничьей.
Смешное рвение победить
Того, кто точно в разы сильней.
Как разрешала себя любить
И запретила в один из дней.

Не потому, что остыл накал,
А для того, чтобы не остыл.
Не потому, что родным не стал,
А для того, чтобы ты им был.
А мне чертовски приятно знать,
Что я останусь на дне души
Совсем немного, процентов пять,
Но в самый раз, чтобы дорожить.

(З.Золотова)

[Talifa]

гляди на море впрок и сколько нужно плачь:
кто сломан поперек, тот никому не врач:
тот тёмен и ничем не подтверждает бога

ты, помнится, смеясь вращал земную ось
теперь ты только грязь, промерзшая насквозь:
от этой красоты тебе страшней намного

ты знаешь, каково продраться через бой,
но как после всего, что сделали с тобой
под этими лежать простыми небесами?

выкатывать в песок клубок из сизых жил
чем ты, дерьма кусок, такое заслужил
все полубоги тут управились бы сами

реви и не таи, хрипи и говори:
они сожгли мои хлева и алтари,
пытались и меня, но главного не выжгли

теперь я буду куст или бесплотный дух,
потом вернется вкус, потом отложит слух
потом позволят спать чугунные нервишки

и хриплый, как мертвец, в вечернюю зарю
я с кем-то наконец живым заговорю:
- вот бешеные, да, показывать такое?

и кто-нибудь кивнёт, и я узнаю боль,
как с тела черный лёд вдруг обдирают вдоль,
а там комок смолы, тепла и непокоя.

Вера Полозкова

[Касыда]

Пока мы живы

Пока мы живы, можно всё исправить,
Всё осознать, раскаяться, простить.
Врагам не мстить, любимым не лукавить,
Друзей, что оттолкнули, возвратить.

Пока мы живы, можно оглянуться,
Увидеть путь, с которого сошли.
От страшных снов очнувшишь, оттолкнуться
От пропасти, к которой подошли.

Пока мы живы... Многие ль сумели
Остановить любимых, что ушли?
Мы их простить при жизни не успели,
И попросить прощенья не смогли...

Когда они уходят в тишину,
Туда, откуда точно нет возврата,
Порой хватает несколько минут
Понять - о, Боже, как мы виноваты!

И фото - чёрно-белое кино.
Усталые глаза - знакомым взглядом.
Они уже простили нас давно
За то, что слишком редко были рядом,

За не звонки, не встречи, не тепло.
Не лица перед нами, просто тени...
А сколько было сказано "не то",
И не о том, и фразами не теми.

Тугая боль,- вины последний штрих,-
Скребет, изводит холодом по коже.
За всё, что мы не сделали для них,
Они простили. Мы себя - не можем...

(Э. Асадов)

[Виктор M.]

День знания

В первый день сентября рок- н- ролльная грусть
Покидает простор перегонов .
В первый день сентября начинается блюз
Темно-синих осенних вагонов .

Никакая струна не возьмет этих нот,
И любой музыкант ошибется ...
Этот блюз с облаков напевает Господь
Обещая, что лето вернется .

И поет Он о том, что не нужно так ждать -
Очарованно, вечно и верно .
В первый день сентября лучше плакать и спать,
Или пить неразбавленный вермут .

Две священных травы - конопля и полынь
Примут смерть ради зимнего хлеба ,
И ночные снега на ладонях равнин
Станут зеркалом звездного неба .


Константин Михайлов

[Касыда]

Она произносит: лес, - и он превращается в лес
с травой по колено, с деревьями до небес,
и входит она в свеченье зелёных крон,
и лес обступает её с четырёх сторон,
она произносит: свет, - и он превращается в свет,
и нет никого на свете, и слова нет,
и облако белой глиной сворачивается в клубок
пока еле слышно она произносит: бог...

Сергей Шестаков

[Гузель Х.]

ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ (Мне звезда упала на ладошку)
Мне звезда упала на ладошку.
Я ее спросил - Откуда ты?
- Дайте мне передохнуть немножко,
я с такой летела высоты.

А потом добавила сверкая,
словно колокольчик прозвенел:
- Не смотрите, что невелика я...
Может быть великим мой удел*.

Вам необходимо только вспомнить,
что для Вас важней всего на свете.
Я могу желание исполнить,
путь неблизкий завершая этим**.

Знаю я, что мне необходимо,
мне не нужно долго вспоминать.
Я хочу любить и быть любимым,
я хочу, чтоб не болела мать,

чтоб на нашей горестной планете
только звезды падали с небес,
были все доверчивы, как дети,
и любили дождь, цветы и лес,

чтоб траву, как встарь, косой косили,
каждый день летали до Луны,
чтобы женщин на руках носили,
не было болезней и войны,

чтобы дружба не была обузой,
чтобы верность в тягость не была,
чтобы старость не тяжелым грузом -
мудростью бы на сердце легла.

Чтобы у костра пропахнув дымом
эту песню тихо напевать...
А еще хочу я быть любимым
и хочу, чтоб не болела мать.

Говорил я долго, но напрасно.
Долго, слишком долго говорил...
Не ответив мне звезда погасла,
было у нее немного сил.

1962

А. Дольский