Стихи [каталог в первом сообщении]

[Гузель Х.]

Во всём мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог
Хотя б отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях.

Я вывел бы её закон,
Её начало,
И повторял её имен
Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.

В стихи б я внёс дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.

Так некогда Шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.

Достигнутого торжества
Игра и мука -
Натянутая тетива
Тугого лука.
1956
Б. Пастернак

[Павел Марков]

"Излечение"

Осень - странное время. В нём трудно искать виноватых.
Улетают надежды, как дикие гуси и Нильс...
Дождь проходит сквозь сумрачный воздух, как пули сквозь вату,
бьёт аллею чечёточной россыпью стреляных гильз.
От скамейки к скамейке, подобно пчелиному рою,
мельтешит на ветру жёлтых листьев краплёная прядь...

Я, возможно, однажды свой собственный бизнес открою:
обучать неофитов святому искусству - терять.
И для тех, кто в воде не находит привычного брода,
заиграет в динамиках старый охрипший винил...
Я им всем объясню, как дышать, если нет кислорода;
научу, как писать, если в ручках - ни грамма чернил.
Я им всем покажу, как, цепляясь за воздух ногтями,
ни за что не сдаваться. Я дам им достойный совет:
как себя уберечь, оказавшись в заброшенной яме,
как карабкаться к свету, завидев малейший просвет.
Нарисую им схемы, где следствия есть и причины,
и слова подберу, в коих разум и сердце - родня...

Я себя посвящу излечению неизлечимых,
ибо что, как не это, однажды излечит меня.

Александр Габриэль.

Добавлено позже: 13 сен 2017, 10:33

"Все важные фразы..."

Все важные фразы должны быть тихими,
все фото с родными всегда нерезкие.
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда невеские.
самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах - не по телефону,
а если уж плакать, так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона.
любимые песни - все хриплым голосом,
все стихи любимые - неизвестные.
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные.
все важные встречи всегда случайные.
самые верные подданные - предатели,
цирковые клоуны - все печальные,
а упрямые скептики - все мечтатели.
если дом уютный - не замок точно,
а квартирка старенькая в Одессе.
если с кем связаться - навеки, прочно.
пусть сейчас не так всё, но ты надейся.
да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
если уж менять, так всю жизнь по-новому.
то, что самое важное, не забудется,
гениальные мысли всегда бредовые.
кто ненужных вычеркнул, те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
ведь, если настроение не новогоднее,
значит точно не с теми празднуешь.

Ок Мельникова.

[Konyakoff]

все важные фразы должны быть тихими,
все фото с родными всегда нерезкие.
самые странные люди всегда великие,
а причины для счастья всегда невеские.
самое честное слышишь на кухне ночью,
ведь если о чувствах — не по телефону,
а если уж плакать, так выть по-волчьи,
чтоб тоскливым эхом на полрайона.
любимые песни — все хриплым голосом,
все стихи любимые — неизвестные.
все наглые люди всегда ничтожества,
а все близкие люди всегда не местные.
все важные встречи всегда случайные.
самые верные подданные — предатели,
цирковые клоуны — все печальные,
а упрямые скептики — все мечтатели.
если дом уютный — не замок точно,
а квартирка старенькая в Одессе.
если с кем связаться — навеки, прочно.
пусть сейчас не так всё, но ты надейся.
да, сейчас иначе, но верь: мы сбудемся,
если уж менять, так всю жизнь по-новому.
то, что самое важное, не забудется,
гениальные мысли всегда бредовые.
кто ненужных вычеркнул, те свободные,
нужно отпускать, с кем вы слишком разные.
ведь, если настроение не новогоднее,
значит точно не с теми празднуешь.

Ок Мельникова, 2012

[«божий человек»]

— В чем смысл твоей жизни? — Меня спросили. —
Где видишь ты счастье свое, скажи?
— В сраженьях, — ответил я, — против гнили
И в схватках, — добавил я, — против лжи!


По-моему, в каждом земном пороке,
Пусть так или сяк, но таится ложь.
Во всем, что бессовестно и жестоко,
Она непременно блестит, как нож.

Ведь все, от чего человек терзается,
Все подлости мира, как этажи,
Всегда пренахальнейше возвышаются
На общем фундаменте вечной лжи.

И в том я свое назначенье вижу,
Чтоб биться с ней каждым своим стихом,
Сражаясь с цинизма колючим льдом,
С предательством, наглостью, черным злом,
Со всем, что до ярости ненавижу!

Еще я хочу, чтоб моя строка
Могла б, отверзая тупые уши,
Стругать, как рубанком, сухие души
До жизни, до крохотного ростка!

Есть люди, что, веря в пустой туман,
Мечтают, чтоб счастье легко и весело
Подсело к ним рядом и ножки свесило:
Мол, вот я, бери и клади в карман!

Эх, знать бы им счастье совсем иное:
Когда, задохнувшись от высоты,
Ты людям вдруг сможешь отдать порою
Что-то взволнованное, такое,
В чем слиты и труд, и твои мечты!

Есть счастье еще и когда в пути
Ты сможешь в беду, как зимою в реку,
На выручку кинуться к человеку,
Подставить плечо ему и спасти.

И в том моя вера и жизнь моя.
И, в грохоте времени быстротечного,
Добавлю открыто и не тая,
Что счастлив еще в этом мире я
От женской любви и тепла сердечного…

Борясь, а не мудрствуя по-пустому,
Всю душу и сердце вложив в строку,
Я полон любви ко всему живому:
К солнцу, деревьям, к щенку любому,
К птице и к каждому лопуху!

Не веря ни злым и ни льстивым судьям,
Я верил всегда только в свой народ.
И, счастлив от мысли, что нужен людям,
Плевал на бураны и шел вперед.

От горя — к победам, сквозь все этапы!
А если летел с крутизны порой,
То падал, как барс, на четыре лапы
И снова вставал и кидался а бой.

Вот то, чем живу я и чем владею:
Люблю, ненавижу, борюсь, шучу.
А жить по-другому и не умею,
Да и, конечно же, не хочу!

Эдуард Асадов

[Artstar]

Подруга, дурнея лицом, поселись в деревне.
Зеркальце там не слыхало ни о какой царевне.
Речка тоже рябит; а земля в морщинах --
и думать забыла, поди, о своих мужчинах.

Там -- одни пацаны. А от кого рожают,
знают лишь те, которые их сажают,
либо -- никто, либо -- в углу иконы.
И весною пахать выходят одни законы.

Езжай в деревню, подруга. В поле, тем паче в роще
в землю смотреть и одеваться проще.
Там у тебя одной на сто верст помада,
но вынимать ее все равно не надо.

Знаешь, лучше стареть там, где верста маячит,
где красота ничего не значит
или значит не молодость, титьку, семя,
потому что природа вообще все время.

Это, как знать, даст побороть унылость.
И леса там тоже шумят, что уже случилось
все, и притом -- не раз. И сумма
случившегося есть источник шума.

Лучше стареть в деревне. Даже живя отдельной
жизнью, там различишь нательный
крестик в драной березке, в стебле пастушьей сумки,
в том, что порхает всего лишь сутки.

И я приеду к тебе. В этом "и я приеду"
усмотри не свою, но этих вещей победу,
ибо земле, как той простыне, понятен
язык не столько любви, сколько выбоин, впадин, вмятин.

Или пусть не приеду. Любая из этих рытвин,
либо воды в колодезе привкус бритвин,
прутья обочины, хаос кочек --
все-таки я: то, чего не хочешь.

Езжай в деревню, подруга. Знаешь, дурнея, лица
лишь подтверждают, что можно слиться
разными способами; их -- бездны,
и нам, дорогая, не все известны.

Знаешь, пейзаж -- то, чего не знаешь.
Помни об этом, когда там судьбе пеняешь.
Когда-нибудь, в серую краску уставясь взглядом,
ты узнаешь себя. И серую краску рядом.

Иосиф Бродский.

[Касыда]

Иосиф Бродский

Л. В. Лифшицу


Я всегда твердил, что судьба — игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако — сильно.

Я считал, что лес — только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке — ужас пола.
Что любовь, как акт, лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что, сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.

[«божий человек»]

ПОИСКИ БОГА

О том как тщетна и убога,
Найти попытка в небе Бога,
Любезно изложу я вам,
К каким прибегнул я средствам,

Пред искушением, от века,
Известна слабость человека,
Над телом власти он лишен,
Ордою низких чувств пленен.

В плену безнравственных идей
Блуждал средь спящих я людей
Ища тот самый путь лучистый,
Я знал, что будет он тернистый.

В небрежно брошеной перчатке,
Дуэли слабые зачатки,
Что-ж, вызов брошен мной вселенной,
- "В чем смысл этой жизни тленной?"

В слепом стремлении постичь,
Метаясь словно в клетке дичь,
Порывам повинуяся души,
Собрал последние гроши,

Объездил в поиске весь свет,
Сменял ночную мглу, рассвет,
В часы печальные в досаде,
Мечты спасали о награде,

В пути чудных встречал людей,
С "начинкой" пагубных идей,
Свершая всюду преступленья,
Грехов искали искупленья,

Бродил святыми я местами,
Дрожащими взывал устами:
"Есть рай, есть ад, из них в какой,
Смерть в судный день толкнет косой?"

Вопросом чистоты мучимый,
И страстью поиска гонимый,
Я трижды землю обошел,
Так чистоты и не нашел,

Утратив все надежды - вдруг,.
Заметил в небе ясный круг,
Вселенной хладное творенье,
Мерцало слабым излученьем,

И тут сквозь розовы очки,
Я на луну навел зрачки,
В безумстве крикнул: вот оно!
Увы, и там нашел пятно,

Взор устремил я к небесам,
Пусть мне Господь поможет сам,
Спросил я Господа, скажи,
Где чисто? Путь мне укажи,

Бледны уста мои глаголят:
"Во всем твоя, я знаю воля,
Явись же в облике любом,
Мне место укажи перстом,

Как повернуть судьбу мне вспять?
До коль над пропастью стоять?
И гложет совесть червь сомнений,
Источник в чем людских мучений?

Ума ли ясность я утратил?
От пресыщения ли спятил?
Душой не уж-то обнищал?"

Его в слезах я вопрошал,
Меж мириадами светил,
Он громогласно возвестил,
Творец начала всех начал,
Так на вопрос мой отвечал:

"Что жизнь? - Сплошная суета!
Забот житейских цель не та,
Итог всех чаяний и грез,
Едва ль в могилу кто унес,

Вселенной мудрость - в простоте,
Всех поисков места не те,
Тому кто хочет знать где Бог,
Ступать напрасно за порог,

И в радости твоей я и в беде,
Я есмь где чисто - я везде,
Ты, раб, весь мир не потроши,
А чистоту в себе ищи!"

До глубины души сей глас,
Непогрешимостью потряс,
Обезоруженый ответом,
Пал ниц пред всем я белым светом,

Во тьме дремучей, словно зренье,
Ко мне явилось озаренье.
Теперь мне ясен жизни путь -
Пороки брось, собою будь!

Едва очищусь я душой -
В ней в миг поселится покой.
Во мне мой дьявол и мой Бог,
Таков всех поисков итог!

(Мухтар Гусенгаджиев)

[Artstar]

Все начинается с любви...
Твердят:
"Вначале
было
слово..."
А я провозглашаю снова:
Все начинается
с любви!..

Все начинается с любви:
и озаренье,
и работа,
глаза цветов,
глаза ребенка -
все начинается с любви.

Все начинается с любви,
С любви!
Я это точно знаю.
Все,
даже ненависть -
родная
и вечная
сестра любви.

Все начинается с любви:
мечта и страх,
вино и порох.
Трагедия,
тоска
и подвиг -
все начинается с любви...

Весна шепнет тебе:
"Живи..."
И ты от шепота качнешься.
И выпрямишься.
И начнешься.
Все начинается с любви!

Роберт Рождественский.

[Гузель Х.]

Я однажды проснусь, а вокруг мир другой —
Светел, чист, бесконечно прекрасен.
А на троне высоком Царица-любовь,
А на меньшее я не согласен.

Под хрустальным мостом реки чистой воды,
И никто над цветами не властен.
И не дерево счастья, а счастья сады,
А на меньшее я не согласен.
Не согласен.

Станет другом большим для зверей и для птиц,
Человек больше им не опасен.
И не будет в помине озлобленных лиц,
А на меньшее я не согласен.

Верит в глупые сны до сих пор детвора,
Жаль, но я к этим снам не причастен.
День настанет и нам расставаться пора,
А на меньшее я не согласен.
Не согласен.

Я однажды проснусь, а вокруг мир другой —
Светел, чист, бесконечно прекрасен.
А на троне НАПРОТИВ Царица-любовь,
А на меньшее я не согласен.
А на меньшее я не согласен.

Песня в исполнение Николая Носкова
"На меньшее я не согласен"
Выделенное слово заменено мною (было на троне высоком). Это не Природно, когда одна суть доминирует над другой. Иначе кто-то останавливается в развитие.

Добавлено позже: 11 окт 2017, 22:12

[Куплет 1, Наргиз]: 
Мы можем стать с тобой сумасшедшими,
И нас разместят с тобой в разных палатах; 
А может мы с тобой, как два гения;
Как будто два Нобеля лаурета?

Мы можем стать с тобой океанами 
И нас разделят с тобой материками; 
Мы можем стать с тобой вечно пьяными, 
А может мы ангелы над облаками?

Припев:
Мы вдвоём вокруг Солнца на Земле дёнь за днём, 
И под ярким самым и под дождем вдвоём!
Всё на свете вместе переживём 
И когда-нибудь в один день умрем; мы вдвоём… 
Мы вдвоём… 

[Куплет 2, Максим Фадеев]: 
Мы можем снять с тобой фильм на Оскара
И не получить его из-за погоды.
Можем стать с тобой в море мокрыми,
И нас за своих примут пароходы.

Мы можем стать с тобой океанами,
И нас разделят с тобой материками. 
Мы можем стать с той вечно пьяными,
А может мы ангелы над облаками?

Припев: 
Мы вдвоём вокруг Солнца на Земле дёнь за днём, 
И под ярким самым и под дождем вдвоём!
Всё на свете вместе переживём 
И когда-нибудь в один день умрем; мы вдвоём!

Стихи Наргиз
испол. М. Фадеев, Наргиз

[Гузель Х.]

Ты был когда-то влюблен в неё, а она в тебя,
но мы в новый день не всегда то, что нужно, тащим.
И прошлое становилось незначимей воробья,
затёртое в хлам разухабистым настоящим.
Она растворилась во мгле, твой покинув стих,
в беспощадном чаду июля, в дожде наклонном...
Ты, возможно, любил других, и она - других,
перейдя Рубикон, не считавшийся Рубиконом.
И прошли вот так, в золотом угаре, десятки лет;
время рушило замки, корчилось и ветшало...
И однажды его затупившийся злой стилет
уколол и тебя ядовитым змеиным жалом.
Жизнь ушла в полынью, подскользнувшись на тонком льду,
в черноту неживой воды, подточившей камень...
Ты на койке больничной в предсмертном хрипел бреду,
а вокруг цепенели врачи, разводя руками.
Впереди был тоннель, светоносным маня кольцом,
привлекая собою измученного скитальца...

Только вдруг,
ни с того, ни с сего,
ты увидел её лицо.
Просто вспомнил зачем-то улыбку ее и пальцы.
И вода разошлась, обнажая придонный ил,
и, мечи побросав, отступили и смерть, и скверна...

Ты негаданно выжил, нарушив расклад светил,
ибо Бог есть Любовь. Ибо Бог есть Любовь.
Наверно.

Александр Габриэль.

[Hg]

В тёмное небо смотрю –
как-то мне всё непонятно.
«Господи, – говорю. –
Тошно без связи обратной!»

В тёмное небо смотрю.
Жажду простого ответа.
«Господи», – говорю.
Ира звонит или Света.

В тёмное небо смотрю.
Голоса нету из мрака.
«Господи!» – говорю.
Тихо подходит собака.

Наталья Хаткина

[Nik-On/Off]

Молодость - она никуда не уходит.
Она в потертой пижаме сидит напротив,
обнимает чашку, потягивается, жует,
а потом встает.
Рассыпает веснушки, рассказывает анекдоты,
пахнет печеньем, шампунем, ванилью, потом,
держит шире карман
и говорит «Ну мам!».

Молодость никого никуда не водит.
Ни замуж, ни за нос, она просто стоит в проходе,
мурлычет песенку, плачет, несет ерунду,
а ты спотыкаешься об нее на ходу.
Каждый день она мелькает в осенней дымке,
на руках у нее рисунки, на джинсах дырки,
из-под фуфайки майка,
на майке — зайка.

У нее улыбка шире, чем кот в Чешире,
и друзья в Бат-Яме, в Майями и на Кашире,
ей за десять минут доверишь любой секрет -
даже тот, которого нет.
У нее на коленке след от карандаша,
опять экзамен, бронхит и болит душа,
Ты ей: «сходи к врачу!»,
а она — не хочу!

С ней бесполезно бороться, но сладко мириться,
ее трудно вечером уложить, а с утра добудиться,
ей сегодня кажется, что мир дурак и урод,
а завтра наоборот.
Своего здоровья и опыта ей не дашь,
она лежит в темноте и грызет карандаш,
мы для нее невидимки, заколки, фон,
а она для нас — телефон.
Позвони себе в бессонницу той ночи
и промолчи.

Victoria Reicher

[Гузель Х.]

Когда-то я стану бабушкой,
Седой и корявой старушкой
В засаленном старом фартучке,
С привязанной к попе подушкой.
И, ползая неуверенно,
Себе помогая клюшкой...
Нет, нет, я совсем не уверена,
Что буду такой старушкой:
С зажатой в зубах сигареткой,
С блестящей сережкой в ухе.
Я буду старой кокеткой
На зависть другим старухам.
Я буду внучке подружкой,
А внуку - партнершей в танце.
Я буду смотреть порнушку
И сочинять романсы.
Я расскажу своим внукам,
Пока им еще не известно,
Что жизнь - занятная штука,
Что жить -так интересно!
Я их научу смеяться
В голос, а не украдкой,
Я их научу держаться
За жизнь эту мертвой хваткой.
И как-то снежной зимою,
Свой коньячок попивая,
Устало глаза прикрою,
Скажу: «Неплохо жила я!"

Добавлено позже: 9 ноя 2017, 19:54

Утро. Мысли. Спокойно.
Солнце. Рождается день.
Все будет удачно, достойно.
Его не испортит тень.

А у меня, - все в порядке.
Все в потоке, да все, как всегда.
Давно не играю в прятки.
И новым идеям - я только за.

А как же все интересно,
Все ново, и как все успеть?
Мне бы лет 200, вот честно!
А что на душе? - Хочется петь.

С. Новик

[Hg]

боль моя родилась на восемь лет раньше меня
в маленьком городке под другим маленьким городком;
как она там была, пока меня не было, бегала босиком,
росла, набиралась сил?
кто смотрел на неё, брал на руки, из жалости клал с собою в постель,
чтобы она отогрелась и начала говорить-говорить,
чтобы её слова дрожащие, мокрые обретали плоть
горячих тел, холодных тел, незнакомых тел?
боль моя выросла, взяла меня на руки, сказала: танцуй, танцуй,
я у тебя вот здесь, – и ладонь положила под сердце, мол, красивая грудь.
как это, говорю, там у меня растёт моё счастье, скоро ему выходить, –
а сама не верю, плачу, прячу лицо,
мамочка, говорю, моё счастье кричит, наверное, хочет пить;
боль моя закрывает глаза, замолкает – наверное, хочет спать.
здесь соломенные сквозняки сквозь сердце, ну как мне быть
огромным городом посреди маленького городка?
пойдём, говорит моя боль, ты была у матери, теперь навестим отца,
попросим у него совета, пусть он скажет, в конце концов,
как быть без твоей левой груди моей правой руке
в огромном городе Маленьком Городке?

Юлия Идлис

[Hg]

Чудесный, только что открытый мною поэт. Еще Юлия Идлис. Обнять и плакать.

цикл "Стишочки ебаного года"

Скорая помощь

речь отворивший двери не запирает
речь его тварна течет и не замирает
у десницы шуйца воду не забирает
и никто им не умирает

шуйца десницу холит лелет моет
каждый перст безымян ей и каждый ноет
на ладонь ложится выть и как баба воет
и десница не забывает

кесарева ключа что в двери торчаша
как в ладони кругла тяжела поминальна чаша
как воды словно речи не удержать начавши
и не сделать тише

кровь отворяющий миску дрожаще держит
режет наискосок скальпель ведет все ниже
молвит речь отворяющему: ну вот же
ну же, ведь это ты же

стонет больной
за стеной соседи
просят сделать потише
речь отворяющий отворачивается
не слышит


***
расскажи как такое бывает какая сказка
он ее под локоть везде осторожно скользко
как хрустальную держит мягко и стелет низко
тяжело тебе? да нисколько

он ее пожитки несет заводные жутки
ужасочки складывает отряхивает бомжатки
расправляет плечики ей кулачок сердечка
отворяет его и другие нычки

а потом с растворенной кожей с раскрытым адом
он ее этак бережно накрывает пледом
притворяет дверь и выскальзывает наружу
и никто ему там не нужен

как из девочки нынче она превратилась в мокрицу
до которой противно дотронуться прикоснуться
только если в перчатке нечетких писем неясных вёсен
десны стиснув а то и смотреть несносно

кость-то бросить совестно за компостом
и когда она воет его только ветер носит.


Мир спасает красоту

красота остается совсем одна
и клянет себя дотемна
что вот, дескать, румяна была, да на
тебе: вышла, вишь, не годна
и сидит у окна холодна, бледна,
ни жива сидит, ни жена.
а вокруг расцветает ее весна
и после еще одна.

так сидит она, как война страшна,
корешок на пути зерна.
словно снегом, болью занесена
или льдом полна
и не видит мира, что в ней до дна
и хранит ее имена,
и не знает, что расцветет весна,
и с нею - еще одна.


***С.А. Толстая
любимый мой, от смерти не сбежать
ни в этот год, ни в будущий, в который,
допустим, опустеет мой пиджак
тот, мы с тобой тогда еще
который

который год я вижу этот свет
несущий небеса над нами
несущийся над нами в небе
сами
мы были, как в молитве, в естестве

своем с тобой так страшно откровенны
что между нами не было и нет
не вывернутой наизнанку вены
наедине

и вот теперь, когда душой налИтой
я утонула в сумрачном лесу
ты вспомни обо мне
ты например молитвой
а я тебе оттуда принесу

благую весть, что будущее есть
и там, где нас с тобой пока что нету
откуда толком мне не рассмотреть
ни этот столб недостижимый света
ни смерть


***Памяти М. Генделева
От
полуночного серебра
к полужизненному:
я здесь.
Тоньше вОлоса
голосА
соловьиной вести:
Ад
раскрывается посрамившему
но не весь
А
оборачиваясь
половиной своея смерти.

Был он
Аз,
Отмщение и броня.
Агнцевы ребра таскать из огня
принцевы острова
из подсоленного доставать
кипятка залива
не дрогнула бы рука.
А
теперь в груди заливная рыба
дышит багровая головня.

А
вечная память
павшим пред Ним
ниц
в каждом городе
где
крепостное сердце как старый город
А
Ницца Твоя,
доставшаяся другим -
вечная памятка,
раскатанная дорога до
Иеговы.

От
любви до ненависти
одним
полукругом выгнутые качели
Ад -
это
то,
что снизу
у той дуги,
а не то,
что мы бы с тобой хотели.

Или
проще: вот
отнятые от груди
души воинов стали каменною стеною
сердца Города
И
Его,
которого посреди,
я надеюсь,
тоже меня зароют.


***
давай скажу тебе твоим
шершавым языком войны,
как пальцем крутит элохим
и молчаливый серафим
стоит с айпадом

над телом родины ойвэй
от милой родины твоей
до милой родины моей
поди доедь не охреней
и стой не падай

как муза милая моя
так муза милая твоя
медузой чешут волосья
краями
сшиты на живую

на нитку тонкую судьбы
и рано бы, да надо бы -
отведай, отче, отведи
от нас, твоих
детей седых
и рану, полную воды,
и ножевую.

[Виктор]

На смерть Есенина

В маленькой мертвецкой у окна -
Золотая голова на плахе;
Полоса на шее не видна -
Только кровь чернеет на рубахе.

Вкруг, на лавках, в полутемноте,
Простынями свежими белея, -
Девятнадцать неподвижных тел -
Ледяных товарищей Сергея.

Я присел на чей-то грубый гроб
И гляжу туманными глазами,
Подавляя слёзы и озноб,
Застывая и давясь слезами.

За окном - пустынный белый двор;
Дальше - город в полумраке синем…
Я да трупы - больше никого -
На почётном карауле стынем…

Вот Смирнов ( должно быть, ломовой ) -
Каменно-огромный и тяжёлый.
Голова с бессмертной головой
Коченеет на скамейке голой.

Вон Беляев… кровью залит весь…
Мальчик, смерть нашедший под трамваем.
Вон ещё… Но всех не перечесть;
Все мы труп бесценный охраняем…

Город спит. Но спят ли те, кого
Эта весть по сердцу полоснула, -
Что не стало более его,
Что свирель ремнём перехлестнуло?..

Нет, не спят… Пускай темны дома,
Пусть закрыты на задвижки двери -
Там, за ними мечутся впотьмах,
Раненные ужасом потери…

Там не знают, где бесценный труп,
Тело ненаглядное, родное;
И несчётность воспалённых губ
Хрипло шепчет имя дорогое…

В ледяной мертвецкой у окна -
Золотая голова на плахе.
Полоса на шее не видна;
Кровь и лист, приколотый к рубахе.
Князев Василий
В 1925 он целую ночь пробыл с погибшим поэтом.

[«божий человек»]

На смерть Есенина

В маленькой мертвецкой у окна -
Золотая голова на плахе;
Полоса на шее не видна -
Только кровь чернеет на рубахе.

Вкруг, на лавках, в полутемноте,
Простынями свежими белея, -
Девятнадцать неподвижных тел -
Ледяных товарищей Сергея.

Я присел на чей-то грубый гроб
И гляжу туманными глазами,
Подавляя слёзы и озноб,
Застывая и давясь слезами.

За окном - пустынный белый двор;
Дальше - город в полумраке синем…
Я да трупы - больше никого -
На почётном карауле стынем…

Вот Смирнов ( должно быть, ломовой ) -
Каменно-огромный и тяжёлый.
Голова с бессмертной головой
Коченеет на скамейке голой.

Вон Беляев… кровью залит весь…
Мальчик, смерть нашедший под трамваем.
Вон ещё… Но всех не перечесть;
Все мы труп бесценный охраняем…

Город спит. Но спят ли те, кого
Эта весть по сердцу полоснула, -
Что не стало более его,
Что свирель ремнём перехлестнуло?..

Нет, не спят… Пускай темны дома,
Пусть закрыты на задвижки двери -
Там, за ними мечутся впотьмах,
Раненные ужасом потери…

Там не знают, где бесценный труп,
Тело ненаглядное, родное;
И несчётность воспалённых губ
Хрипло шепчет имя дорогое…

В ледяной мертвецкой у окна -
Золотая голова на плахе.
Полоса на шее не видна;
Кровь и лист, приколотый к рубахе.
Князев Василий
В 1925 он целую ночь пробыл с погибшим поэтом.

Почему вы так любите грустные и мрачные стихи, Виктор, когда у вас постоянно отличное, йоговское настроение ? Для меня - это прямо загадка..., ну ладно мы, грешные, хандрим постоянно в душе своей ...

Но это я так, подумалось почему-то.... не судите строго...

[«божий человек»]

Причем здесь хандра?
Надо знать свою историю, ИМХО!
А Князев - свидетель определенного события, и к тому же поэт не последний.
Ничего больше.

[Hg]

Виктор Сергеевич, Вы же любитель дойти до истины Какое Ваше мнение: убили все таки поэта, или он сам ушел? Может быть материал попадался на эту тему, тогда скажите где найти Недавно спор завязался с приятелем, я всегда считала, что поэт ушел из жизни добровольно, слишком много суицидального настроения, да и "Черный человек"...

[Konyakoff]

Если бы поэтов убивали за стихи,- поэты были бы честнее.