Стихи [каталог в первом сообщении]

[«божий человек»]

***
Творит гармонию листа
Весь хаос леса.
И в нем невидима черта
Противовеса.
Во внешней канет суете
Все то, что лживо.
И только этот на листе
Узор прожилок
И только эта, что хранит
С корнями связи,
На мир и почкою глядит
И дышит — завязь.
Все чаще на моем пути
Лесные чащи.
И надо, чтоб себя найти,
Жить настоящим.
Как этот лес — корнями пить
Земную влагу.
И сквозь листву лучами лить —
Свет на бумагу.

***
И комната, и среди ночи ты,
Прижав к груди, баюкаешь ребёнка.
И в полумраке белая пелёнка,
Как белый флаг притихшей суеты.
И жизни незасвеченная плёнка
Проявится, сметая тень беды.
Взгляну глазами своего ребёнка
На просветлённые твои черты.

И многое мне надо бы сказать,
Так многое, что лучше промолчать.
Вот – пантомима жизни, а не сцены.
Не важно говорить, важнее знать.
И, зная, никому не объяснять,
Невидимые чуя перемены.

***
Всё встанет на свои места,
Когда со стороны увидишь,
Что отражение моста
Ты, как вода в реке, не сдвинешь.

Турпоездка

Сверял гекзаметром Афины,
Но не нашёл, чего искал.
Передо мной одни руины,
На сто столетий опоздал.
В углу кофейни тихо сел я
Оплакивать свой древний путь…
Найти бы время «Одиссею»
Перечитать когда-нибудь.

***
А может быть, плач поднебесья
И лунный сквозь сумрак аккорд.
Я вижу – из южного детства
Свисающий с неба апорт.

А там за ночным перевалом
Встает восприятием сна
Рождественской свечки огарок,
И ель, что живет у окна.

А там, где-то там за грядою,
За горной грядою судьбы
Свет горний встает над тропою
Под скрип одинокой арбы.

А там, где-то там на закате
Начало второго пути.
Мой мир ошибается в дате,
Все день тот пытаясь найти.

Песня

Песня манит к старине
В тихий час заката.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.
Ни картины на стене,
Ни в кармане злата.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.
Отдавал я дань струне
У беседки сада.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.
Ни любви на стороне,
Ни украдкой взгляда.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.
Истину познал в вине,
Нету горше яда.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.
У романса при луне
На замке ограда.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.
Ты проходишь в тишине
Вне молвы, вне ряда.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.
И умчусь я на коне,
И на все есть плата.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.
Дышит свет в твоем окне,
Это мне – награда.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.
Если я сгорю в огне,
Песня виновата.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.
И на все я только «не»,
Все уйдет куда-то.
Ничего не надо мне,
Ничего не надо.

***
Слеза оставленных надежд,
Слеза желаний.
И в ней родительный падеж
Ждет расставаний.
И вдоль щеки ей выпал след
В сети морщинок.
Вздохнем,
глубинный видя свет,
Свет, что в глубинах.
Знать, сдвиги эти взад-вперед
Тому виною,
Что каждый встречный встречи ждет
С самим собою,
Каким ты был вчера, мой друг,
Каким ты будешь?
Устоев и понятий круг –
Как в нем ты кружишь?
И вновь родительный падеж
Ждет расставаний.
Слеза оставленных надежд,
Слеза желаний.

***
Меняя все внешние маски
Лица своего, я храню
Минувшего времени сказки
С будущей рифмой на «ю».
«Ю» – это «О» на приколе,
Восторг,
Превратившийся в ноль.
Справляюсь я с будничной ролью,
В ней к месту рифмуется
«Соль».

***
Вздохнув, смахну слезу, невидимую миру,
И сквозь людской поток я побреду туда,
Где ветерок любви озвучивает лиру,
И в сети леса в ночь моя плывет звезда.
Мне в сказочном лесу никак не
заблудиться,
Я улыбнусь тому, чему названья нет.
И листья шелестят,
И шелестят страницы,
Из книги бытия глубинный льется свет.

***
И так поздно цветет тамариск,
Что любить — нераспознанный риск.
Нежно-розовый цвет лепестков,
Словно томик японских стихов,
Что под осень на даче раскрыт,
О цветах он тебе говорит —
Что так поздно цветет тамариск,
Что любить — нераспознанный риск,
Что его нежно-розовый цвет
Даст тебе запоздалый совет.
Он в ущелье цветет не для всех,
Несмотря, что уже первый снег.

Документальный экран

Вникаю в кадры…
Вот медаль
На станции отдав мальчишке,
В ночную вглядываясь даль,
Стоит солдат…
Вот пламя спички
В пропахших порохом руках,
Мерцает и в моих глазах.
И тлеет, тлеет папироса,
В ней пепел плана «Барбаросса»,
И струйкой дыма суть вопроса,
И огонек надежды в ней –
Сквозь горечь
пережитых дней. Вагон.
Состав.
Вздох паровоза.
И песня скрашивает прозу:
– Друзья, купите папиросы,
Смотрите, ноги мои босы!..

Не раз был слышен тот куплет
На станциях моей Отчизны.
Вот – хроника военных лет.
Из киноленты брезжит свет,
Погибших возвращая к жизни.

***
Стихи не подвластны преградам,
Стихи не имеют границ.
Фиксирую в памяти взгляда
Метафоры этих страниц.
А все остальное не в тему,
А все остальное не в счет.
Герой мой покинул поэму,
И нас за пределы влечет.
Бахытжан Канапьянов

[«божий человек»]

Минор

Я стану ветхою лампадой,
Чтоб всякий день теперь молчать,
И ждать, пока ночи прохлада
Успеет солнца жар унять.

Стеною серой смотрят скалы.
Средь них одна - душа моя!
Куда, скажи, судьбы забавы
Ведут, как пленника, меня?

Власть неба, слишком ты сурова!
Мне тихо шелестит песок:
"Жди, грянет буря, и оковы
Спадут и рухнут подле ног!"

И сверху в сердце луч нещадный
Слепой стрелою точно бьёт!
А снизу океан прохладный
Мне песни вечности поёт!


Аврора

Ночь задрожала. В утренний час
Тени качают сизую мглу.
Милая, спи, я со звёздных террас
Лунных фиалок тебе наберу!

Воздух наполнился запахом трав,
Лики огней блестят на стекле.
Странник ночной, средь небес заплутав,
Яркой стрелой промелкнул вдалеке.

Мир за окном неподвижен и чист
Трепетно ждёт пробужденье твоё.
Чуть прикасаясь, руки моей кисть
Нежно колдует своё божество.

Слышу, как дождь во вселенной идёт,
Вижу, как ангелы в небе летят!
Добрый волшебник в город войдёт,
И расцветёт в нём радости сад!

Звёзды кивком головы погашу,
И отведу беспроглядную муть.
Милая, спи, я пойду попрошу
Ветров зарю на востоке раздуть!


Чёрный лебедь

Как тихо умирают в канделябрах свечи...
Вот так и мне когда-то выйдет умирать.
В обычный день или в воскресный вечер,
Запишут навсегда в казённую тетрадь.

Мой чёрный человек, что сторожем у входа,
Закроет за спиной невидимую дверь.
Нет для неё ключа, не существует кода!
Молись иль не молись, верь небу иль не верь.

Но всё ж, до той поры, пока карга седая
Свой суд не совершит над участью моей,
Хочу тебя любить и самая лихая судьба
Не повернёт назад моих коней!

Увы, далёкий друг, мне не дано постигнуть,
Зачем ночной порой хожу по облакам?
Среди комет и звёзд я не могу настигнуть,
Любимая тебя... Вернись к былым мечтам!

Вернись, прошу тебя! Вернись, моя родная!
Вернись скорей туда, где только солнца свет!
Где нет багровых туч, от края и до края!
Вернись, моя любовь, тебя светлее нет!

Я стану ждать тебя, как пёс у перехода,
Ждёт друга своего, который не придёт.
Меняется народ, меняется погода,
Изменится луна, а пёс, как прежде, ждёт!

И, если я, прости, так не сумев дождаться,
Пока затихнет шум далёких поездов,
Уйду весь век один, как этот пёс скитаться,
Надеясь набрести на след твоих шагов!

Быть может, это - сон, и молодость уходит,
Пока я в забытьи смотрю на твой полёт...
А мыслей караван лишь по пустыне бродит,
И вредный проводник всё денег не берёт!

Но мир устроен так, что каждому дан роком
Свой смысл бытия и заповедан срок.
Ты хочешь знать ответ, послужит ли уроком
Нам факт того, что жизнь когда-нибудь пройдёт?

Но на беду свою, а, может быть, на счастье
Не слышишь, словно спишь, ответов никаких!
Ни ярости в глазах, ни безрассудства страсти,
Нет в облике твоём, безмолвен он и тих.

Источник жизни пуст! И лёгким дуновеньем
Печаль моей души по комнате пройдёт.
На белый потолок последним вдохновеньем
Надежды слабый луч случайно упадёт.

На стены ляжет тень. И в старых канделябрах
Под тихий минуэт все свечи догорят...
И в странном том кино, на чёрно - белых кадрах
Не страшно видеть смерть и симпатичен ад!

--------------
Ma tante, какая же причина того, что умерла кузина?


поэт Сидоров

[Oleg L]

Памяти убиенных руками фашистов и нацистов всех мастей.

«Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист.
Потом они пришли за социал-демократами, я молчал, я же не социал-демократ.
Потом они пришли за профсоюзными деятелями, я молчал, я же не член профсоюза.
Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей.
А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать».

«Als die Nazis die Kommunisten holten, habe ich geschwiegen, ich war ja kein Kommunist.
Als sie die Sozialdemokraten einsperrten, habe ich geschwiegen, ich war ja kein Sozialdemokrat.
Als sie die Gewerkschafter holten, habe ich geschwiegen, ich war ja kein Gewerkschafter.
Als sie die Juden holten, habe ich nicht protestiert; ich war ja kein Jude.
Als sie mich holten, gab es keinen mehr, der protestieren konnte».

Мартин Нимёллер
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0 ... 0%B8%D0%BD" onclick="window.open(this.href);return false;

[Павел Марков]

Люблю тебя сейчас, не тайно - напоказ.
Не «после» и не «до» в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас,
А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.
В прошедшем «я любил» - печальнее могил,-
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
«Я вас любил, любовь еще, быть может...»
Так говорят о брошенном, отцветшем -
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к «я люблю».
Люблю тебя теперь - без пятен, без потерь,
Мой век стоит сейчас - я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь -
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь к тебе - хоть обезглавь!-
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после «я люблю» добавил я «и буду».
Есть горечь в этом «буду», как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина, -
Сомненье в том, что «я люблю» сейчас.
Смотрю французский сон с обилием времен,
Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я - языковому.
Ах, разность в языках! Не положенье - крах!
Но выход мы вдвоем поищем - и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах -
И в будущем, и в прошлом настоящем!

1973
Владимир Высоцкий

[ЁЛКА]

Памяти гения Бродского...

" Холмы -- это вечная слава.
Ставят всегда напоказ
на наши страданья право.
Холмы -- это выше нас.
Всегда видны их вершины,
видны средь кромешной тьмы.
Присно, вчера и ныне
по склону движемся мы.
Смерть -- это только равнины.
Жизнь -- холмы, холмы."

[spoiler="Скрытый текст"]Вместе они любили
сидеть на склоне холма.
Оттуда видны им были
церковь, сады, тюрьма.
Оттуда они видали
заросший травой водоем.
Сбросив в песок сандалии,
сидели они вдвоем.

Руками обняв колени,
смотрели они в облака.
Внизу у кино калеки
ждали грузовика.
Мерцала на склоне банка
возле кустов кирпича.
Над розовым шпилем банка
ворона вилась, крича.

Машины ехали в центре
к бане по трем мостам.
Колокол звякал в церкви:
электрик венчался там.
А здесь на холме было тихо,
ветер их освежал.
Кругом ни свистка, ни крика.
Только комар жжужал.

Трава была там примята,
где сидели они всегда.
Повсюду черные пятна --
оставила их еда.
Коровы всегда это место
вытирали своим языком.
Всем это было известно,
но они не знали о том.

Окурки, спичка и вилка
прикрыты были песком.
Чернела вдали бутылка,
отброшенная носком.
Заслышав едва мычанье,
они спускались к кустам
и расходились в молчаньи --
как и сидели там.

___

По разным склонам спускались,
случалось боком ступать.
Кусты перед ними смыкались
и расступались опять.
Скользили в траве ботинки,
меж камней блестела вода.
Один достигал тропинки,
другой в тот же миг пруда.

Был вечер нескольких свадеб
(кажется, было две).
Десяток рубах и платьев
маячил внизу в траве.
Уже закат унимался
и тучи к себе манил.
Пар от земли поднимался,
а колокол все звонил.

Один, кряхтя, спотыкаясь,
другой, сигаретой дымя --
в тот вечер они спускались
по разным склонам холма.
Спускались по разным склонам,
пространство росло меж них.
Но страшный, одновременно
воздух потряс их крик.

Внезапно кусты распахнулись,
кусты распахнулись вдруг.
Как будто они проснулись,
а сон их был полон мук.
Кусты распахнулись с воем,
как будто раскрылась земля.
Пред каждым возникли двое,
железом в руках шевеля.

Один топором был встречен,
и кровь потекла по часам,
другой от разрыва сердца
умер мгновенно сам.
Убийцы тащили их в рощу
(по рукам их струилась кровь)
и бросили в пруд заросший.
И там они встретились вновь.

___

Еще пробирались на ощупь
к местам за столом женихи,
а страшную весть на площадь
уже принесли пастухи.
Вечерней зарей сияли
стада густых облаков.
Коровы в кустах стояли
и жадно лизали кровь.

Электрик бежал по склону
и шурин за ним в кустах.
Невеста внизу обозленно
стояла одна в цветах.
Старуха, укрытая пледом,
крутила пред ней тесьму,
а пьяная свадьба следом
за ними неслась к холму.

Сучья под ними трещали,
они неслись, как в бреду.
Коровы в кустах мычали
и быстро спускались к пруду.
И вдруг все увидели ясно
(царила вокруг жара):
чернела в зеленой ряске,
как дверь в темноту, дыра.

___

Кто их оттуда поднимет,
достанет со дна пруда?
Смерть, как вода над ними,
в желудках у них вода.
Смерть уже в каждом слове,
в стебле, обвившем жердь.
Смерть в зализанной крови,
в каждой корове смерть.

Смерть в погоне напрасной
(будто ищут воров).
Будет отныне красным
млеко этих коров.
В красном, красном вагоне
с красных, красных путей,
в красном, красном бидоне --
красных поить детей.

Смерть в голосах и взорах.
Смертью полн воротник. --
Так им заплатит город:
смерть тяжела для них.
Нужно поднять их, поднять бы.
Но как превозмочь тоску:
если убийство в день свадьбы,
красным быть молоку.

___

Смерть -- не скелет кошмарный
с длинной косой в росе.
Смерть -- это тот кустарник,
в котором стоим мы все.
Это не плач похоронный,
а также не черный бант.
Смерть -- это крик вороний,
черный -- на красный банк.

Смерть -- это все машины,
это тюрьма и сад.
Смерть -- это все мужчины,
галстуки их висят.
Смерть -- это стекла в бане,
в церкви, в домах -- подряд!
Смерть -- это все, что с нами --
ибо они -- не узрят.

Смерть -- это наши силы,
это наш труд и пот.
Смерть -- это наши жилы,
наша душа и плоть.
Мы больше на холм не выйдем,
в наших домах огни.
Это не мы их не видим --
нас не видят они.

___

Розы, герань, гиацинты,
пионы, сирень, ирис --
на страшный их гроб из цинка --
розы, герань, нарцисс,
лилии, словно из басмы,
запах их прян и дик,
левкой, орхидеи, астры,
розы и сноп гвоздик.

Прошу отнести их к брегу,
вверить их небесам.
В реку их бросить, в реку,
она понесет к лесам.
К черным лесным протокам,
к темным лесным домам,
к мертвым полесским топям,
вдаль -- к балтийским холмам.

___

Холмы -- это наша юность,
гоним ее, не узнав.
Холмы -- это сотни улиц,
холмы -- это сонм канав.
Холмы -- это боль и гордость.
Холмы -- это край земли.
Чем выше на них восходишь,
тем больше их видишь вдали.

Холмы -- это наши страданья.
Холмы -- это наша любовь.
Холмы -- это крик, рыданье,
уходят, приходят вновь.
Свет и безмерность боли,
наша тоска и страх,
наши мечты и горе,
все это -- в их кустах.

Холмы -- это вечная слава.
Ставят всегда напоказ
на наши страданья право.
Холмы -- это выше нас.
Всегда видны их вершины,
видны средь кромешной тьмы.
Присно, вчера и ныне
по склону движемся мы.
Смерть -- это только равнины.
Жизнь -- холмы, холмы.[/spoiler]

[«божий человек»]

Удачная на днях была охота,
Легко нашел я логово волков.
Волчицу сразу пристрелил я дробью,
Загрыз мой пес, двоих ее щенков.
Уж хвастался жене своей добычей,
Как вдалеке раздался волчий вой,
Но в этот раз какой-то необычный.
Он был пропитан, горем и тоской.
А утром следующего дня,
Хоть я и сплю довольно крепко,
У дома грохот разбудил меня,
Я выбежал в чем был за дверку.
Картина дикая моим глазам предстала:
У дома моего, стоял огромный волк.
Пес на цепи, и цепь не доставала,
Да и наверное, он бы помочь не смог.
А рядом с ним, стояла моя дочь,
И весело его хвостом играла.
Ничем не мог я в этот миг помочь,
А что в опасности - она не понимала.
Я с волком встретился глазами.
"Глава семьи той",сразу понял я,
И только прошептал губами:
"Не трогай дочь, убей лучше меня.
" Глаза мои наполнились слезами,
И дочь с вопросом: Папа, что с тобой?
Оставив волчий хвост, тотчас же подбежала,
Прижал ее к себе одной рукой.
А волк ушел, оставив нас в покое.
И не принес вреда ни дочери, ни мне,
За причиненные ему мной боль и горе,
За смерть его волчицы и детей.
Он отомстил,но отомстил без крови.
Он показал, что он сильней людей.
Он передал, свое мне чувство боли.
И дал понять,что я убил ДЕТЕЙ.
(неизвестный мне автор)

[Nik-On/Off]

Pardonne

Pardonne-moi,
pour ce, que j`iame.
Que j`iam a toi!
C`est une silence,
C`est une tendresse.
Pardonne-moi,
Pour cette ma vie!
Et quoi ?
Elle n`est pas pure,
et pas une grande messe.
Comme ton portrait -
sans un regret.

Mon Dieu, merci beaucoup!
J`ai baisse la crete.
Pardonne-moi, encore -
je suis sans tete.

Lois Bonet


Прости

Прости меня,
За то, что я люблю.
Люблю тебя!
Так тихо и так нежно.
Прости меня,
Что эта жизнь моя-
Увы, не столь светла,
Не безмятежна.
Как чистый образ той,
Что вся безгрешна.

Судьба, merci beaucoup!
Нам выпал крест.
Ещё... Меня прости,
Что я - лишь текст.

Луи Бонэ
(перевод Сидорова)

[Nik-On/Off]

Подводя итоги

Колесницею Времени вдавленный в грязь,
Стал я мрачен и зол, и угрюм.
Желчь играет в душе, до поры затаясь,
Как вода, затопившая трюм.

Я устал от сомнений, болезней, измен,
Глупых толков, намеков пустых,
И, пытаясь покинуть их гибельный плен,
Безнадежно запутался в них.

Как скупец, отлагающий в ларь золотой,
Я откладывал все на потом,
Забывая, что в жизни я - странник простой,
И могила - последний мой дом...

Я стремился схватить свое счастье за нос,
Не подумав, что это смешно,
И что смех отольется потоками слез,
И не кликнешь того, что ушло...

Все ясней с каждым годом дано мне понять,
Как нелепо мы, люди, живем,
Как питаем надежды опять и опять,
Но когда-нибудь все же умрем.

Мы исчезнем как дым, как растаявший снег,
Наважденье предутренних снов,
Мы исчезнем как женский загадочный смех,
Как осенних ночей колдовство.

И на миг задержавшись у смертной черты,
Мы узнаем, в чем жизни секрет,
В чем извечная тайна и смысл красоты,
Сколь ничтожен оставленный след.

И грустя безнадежно о том, что нельзя
Возвратиться в былые года,
Мы простим все ошибки врагам и друзьям,
И уснем... Может быть, навсегда.

Саида Абанеева

С душой, давно разъятою на части

С душой, давно разъятою на части,
Разочарованные в правде и во лжи,
Мы все еще надеемся на счастье,
Как смертники надеются на жизнь.
Мы пьем вино, ни капли не пьянея,
И поцелуй нас не бросает в дрожь
Скажи, душа, печально цепенея,
Какой ты истины, какого чуда ждешь?
Зачем надежды сладкому обману
Ты отдаешься трепетно во власть?
Как одинокая звезда сквозь мрак тумана,
В тебе горит неведомая страсть.
Ты жаждешь океанских побережий,
Спаленных солнцем бешеным дотла,
В себе тая безудержную нежность,
Которую растратить не смогла.
Чего ты ищешь в сумраке ненастном,
Там, вдалеке, за дымкой голубой?
Быть может, там страна любви и счастья,
Где обретем мы веру и покой?
Распятая на дыбе перекрестков,
Растоптанная сотнями подошв,
Как прокаженная, покрытая коростой,
Скажи душа, чего еще ты ждешь?

Саида Абанеева

[Виктор M.]

Меня упрекали во всем, окромя погоды,
и сам я грозил себе часто суровой мздой.
Но скоро, как говорят, я сниму погоны
и стану просто одной звездой.

Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба
и прятаться в облако, слыша гром,
не видя, как войско под натиском ширпотреба
бежит, преследуемо пером.

Когда вокруг больше нету того, что было,
не важно, берут вас в кольцо или это -- блиц.
Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
готов к умноженью лучше иных таблиц.

И если за скорость света не ждешь спасибо,
то общего, может, небытия броня
ценит попытки ее превращенья в сито
и за отверстие поблагодарит меня.

Иосиф Бродский (1994)

сыну десять дней сегодня

засыпай, мой сын, и скорее плыви, плыви
словно в маленькой джонке из золотой травы
вдоль коричневой ганги в синий фонтан треви
принеси людям весть с холодной изнанки смерти,
с видимого края любви

засыпай, моя радость, и убегай, теки
словно лунное масло, в долины и родники,
в голубые лиманы, на дальние маяки
погружая в питерские сугробы, в пески гокарны
сразу обе руки

засыпай легко, мое сердце, и мчи, и мчи
сквозь базары стамбула, их свечи и калачи,
суматоху вокзалов в маргао и урумчи, -
прокричи всем, давайте праздновать, я вернулся,
бриджабаси и москвичи


Вера Полозкова
8 января 2015 года

[Винни-Пух и все-все-все]

Гроза моментальная навек

А затем прощалось лето
С полустанком. Снявши шапку,
Сто слепящих фотографий
Ночью снял на память гром.

Меркла кисть сирени. B это
Время он, нарвав охапку
Молний, с поля ими трафил
Озарить управский дом.

И когда по кровле зданья
Разлилась волна злорадства
И, как уголь по рисунку,
Грянул ливень всем плетнем,

Стал мигать обвал сознанья:
Вот, казалось, озарятся
Даже те углы рассудка,
Где теперь светло, как днем!
Борис Пастернак

***
Чтобы достойно делал историю
Мир, став честным и чистым, как дети,
Надо б устроить его в санаторию
На пять, на десять, на двадцать столетий.

Чтобы в воздушном раю палаты
Его, как сёстры, минуты лелеяли,
Чтобы откуда-то лились кантаты
И в окна пальмы вайями веяли.

Там было б запретно слово кромешное
" Война ", чтоб учуяв былое в слове,
Вдруг пациент не вскинулся бешено,
Как тигр, лизнувший каплю крови.

Врачи, учась на его полумумии,
Его истощенья блюдя наглядность,
Постигли б, что значит, когда безумием
Под старость лет осложнится жадность.

Назначили б миру режим и лечение,
Но не злопамятством и не бесстрастьем:
Ища естественнейшего назначения,
Его лечить бы решили - счастьем.

И если б болящий утих, избавясь
От ненасытности антропофаго,
В сердце его созрела бы завязь
Ещё не пророчествованного блага.
Сергей Шервинский

[alexborgia]

Ничему не нужен навсегда,
но на время годен человек.
Он не дом, но временный ночлег,
место встреч улыбки и стыда,
голода -- с едой, тоски -- с Москвой,
или с ты -- ночным, ночной, дневной,
или просто с оборотом век,
эту ты рисующим точь в точь...

Он синоним точный слова тут -
места, где бывают, не живут.

Кто зайдет на время, кто на ночь,
все, однако, по своим делам,
не по нашим... И уходят прочь
по небесным и земным углам
видимых невидимых квартир.

Так что если говорить про вид,
он у нас всегда необжитой.
Ты, похоже, всех пересидит,
как в метро уснувший пассажир.

Но ему когда-нибудь домой...

Григорий Дашевский.

[Касыда]

РЫЦАРИ ОТКРЫТИЙ

Когда бы не было сомненья,
На всё устойчивым был взгляд,
Угасли б думы и стремленья,
На веру брали б всё подряд.

Природа соткана с загадок,
Неразрешимых много лет,
Кто безразличен к ним, кто падок,
Чтоб правильный найти ответ.

Одним понятна цепь событий,
У них устойчивый кумир,
Другие – рыцари открытий
И мыслью изменяют мир.

Для нищих духом нет дилеммы,
Всегда и всё понятно им,
Но, к счастью, нищие не все мы,
И перед выбором стоим.

(А.Болутенко)

Добавлено позже: 13 июн 2015, 09:29

КОКТЕБЕЛЬ

Когда я буду, умирая,
Вцепляться пальцами в постель,
Верни меня в предгорье рая,
Скажи мне тихо: Коктебель.

Я слабым слухом, мертвым взором
Всей горестью, любовью всей
Узнаю берег, на котором
Бродил усталый Одиссей.

Великой Мстительницы милость
Он верным сердцем призывал,
И дева светлая спустилась
На голубые глыбы скал.

Она отплыть ему велела,
Враждебный ветер укротив,
И парус он направил смело
В послушно голубой залив.

Она ж стояла здесь, блистая
Смерчем бессмертной красоты.
Кустов испуганная стая
Металась у ее пяты,

Змеенышем обвивши чресла,
Подъяв копье, щитом звеня,
Вдруг белым облаком исчезла...
Ты помнишь, Коктебель, меня...

О самом раннем знают скалы,
О бурных судоргах земли,
Когда огромные кораллы
В нее невидимо вросли,

Неукротимы, непрестанны -
Шел, верно, родовой раздор,-
В нее врубались ураганы
И там остались до сих пор.

Она собой отобразила
Как бы побоище богов,
Ее таинственная сила
Похожа на беззвучный зов,

На черновик забытый... это
Недаром кажется таким:
Сюда бог музыки и света
Огнем вписал внезапный гимн.

Как верный друг, мой спутник верный,
Как прежде нежно (помнишь как?),
Чтоб вытравились ветром скверны,
Внеси меня на Карадаг.

И перед демоном безглавым
На камни тихо положи,
Да будет вид сраженной славы
Полезен для моей души.

Но отойдем теперь скорее,
Чтоб я запомнить не могла,
Как, по лиловым дебрям рея,
Меня манила тень орла.

Я покорюсь, горя и стыня,
Что гордость наша? Скудно с ней!
Пахнула библией пустыня,
Все та ж, но жарче и древней.

О, палестинская долина,
Ответствуй мне, не по тебе ль
Шла так недавно Магдалина...
Меня ты помнишь, Коктебель?

Но мне роднее крови - море.
Дрожит мирьядами сердец
И, разгораясь в грозном споре,
Швыряет берегу венец.

Золотосиние! Поверьте,
Я вас люблю до тьмы, до дна,
Но надо мною знамя смерти,
Вода ж к умершим холодна.

В слова слагаясь еле-еле,
Шли волны голосом твоим:
Кто был однажды в Коктебеле,
Всегда томиться будет им.

М. Петровых
1930 г

[Винни-Пух и все-все-все]

***
Не читай газеты, человече,
Постоянный нервный разнобой,
Уличную торопливость речи…
Пусть они волнуются тобой.

Что тебе – в канаве или луже
Найден труп вчерашнего суда?
Что тебе неизлечимый ужас
Новостей их? – Ржавая вода.

Что тебе расхристанное слово,
Времени каприз и перифраз?..
Почитай печального Иова.
Бог идёт. Проходит мимо нас.

Сердце забывает разговоры,
Утренний туман и снег свобод.
Бог идёт. Передвигает горы.
Скажет солнцу – солнце не взойдёт.

По электронной почте

Друг из деревни пишет:
"Сенокос
Закончили – лечу себя работой.
Уже не повторяю: жизнь – навоз,
Хоть жизнь навоз. Но легче стало что-то.

Не разберусь, кто в этом виноват –
Метеорит, погода или драка
Вчерашняя. Но почему-то рад,
Что жизнь – навоз, что дождь идёт, что слякоть.

А сколько вспоминается обид!
Но так светло – ни матерного слова.
Наверно, всё-таки метеорит,
Не выходило от дождей такого..."

Письмо философа!
Как действует село
На городских – хмельных и тонкокожих!..
А другу, видно, очень тяжело.
Я знаю, как становится светло,
Когда темнее быть уже не может.
Андрей Попов

Диалектика полета

Диалектика полета!
Вот она:
Ведь не крылатый кто-то,
Черт возьми, а именно бескрылый
По сравненью даже с дрозофилой,
Трепетный носитель хромосом
В небесах несется, невесом!
Леонид Мартынов

Баобабская сказка

Ах, порою старшим слабо
Подчиняется ребенок…
От папаши-баобаба
Убежал баобабенок.

Попугай сердитый ара
Поругал его вначале.
Вслед четыре ягуара
Ягуяростно рычали.

Прошипели монотонно
Слов немало нехороших
Два упитанных питона,
Шесть шакалов в шакалошах.

Баобабственные ножки
Заблудились в джунглианах,
Вверхтормашась по дорожке,
Поскользнулись на бананах.

Вспоминал он, лежа в яме,
Как приветливо бывало
Баобабушка ночами
"Баобаюшки!" певала.

До сих пор лежит в кювете
Этот неслух, этот ослух…
Так бывает, если дети
Не послушаются взрослых.
Юрий Шанин

[доцент Авас]

Огонь Вавилона

Он приходит когда
К этому никто не готов
Старомодно учтив
Как в фильмах тридцатых годов
Найти его
Как иголку в стогу
У нас с ним есть одно
Неоконченное дело на восточном берегу

Он улыбается
Когда при нём говорят "мы"
Как и я
Он принадлежит к детям Северной Тьмы
Он меньше всего похож
На лист на ветру
Он говорит: Ложась спать никогда не знаешь
Где обнаружишь себя поутру

Чтобы узнать вкус воды
Нужно начать пить
Но ты привык к лабиринту
Забыл, зачем тебе нить
Ты выходишь к воротам
Чтобы принять угловой
Вавилон играет в футбол твоей головой
Это Вавилон играет в футбол твоей головой

Говорят
У него не одна жизнь, а целых три
Рассказывают
Что он пустой изнутри
Никто не видел, чтобы он
Отвечал ударом на удар
Он сильно изменился с тех пор
Как повернулся и ушёл под радар

А тебя вбили в GPS
Теперь беги - не беги
Чёрные птицы будут
Сужать над тобой круги
По радио будут петь, что любовь -кольцо
Огонь печей Вавилона опаляет твоё лицо
Это огонь печей Вавилона опаляет твоё лицо

Многие надеются
Что он отошёл от дел
Продался
Спился и оскудел
Что он сгорел
Или провалился под лёд
Но неправильные пчёлы продолжают
Лучше всех делать неправильный мёд

Остается только
Чистая вода
И скрепляющие
Тебя провода
Остаётся то
На чём машина даёт сбой
И Вавилон, Вавилон
Вавилон не властен над тобой
Вавилон не властен над тобой
Вавилон не властен над тобой
Никогда не был властен над тобой

Вавилон Никогда Не Был Властен Над Тобой...

2010

Тайный Узбек

Мы держались так долго, как только могли
Но туда и сюда - напрочь забыли пин-код
И теперь мы скользим, не касаясь земли
И бьемся в стену, хотя с рождения знали, где вход

Но тяжелое время сомнений пришло и ушло
Рука славы сгорела, и пепел рассыпан, и смесь
Вылита. И тому, кто тут держит весло
Сообщите, что Тайный Узбек уже здесь

Три старухи в подвале, закутанные в тряпье,
Но прядущие драгоценную нить
Знают, как знает тот, кто пьет, опершись на копье
И как знают все те, кому нечем и незачем пить

Так раструбите на всю бесконечную степь
Сквозь горящий туман и мутно-зеленую взвесь
Добывающим соль и ласково сеющим хлеб
Шепните им, что Тайный Узбек уже здесь

Он не "за", он не "против", он занят другим, как Басе
Он не распоряжается ничьей судьбой
Просто там, где он появляется, все
Происходит словно само собой

Так передайте всем тем, кто долго был выгнут дугой
Что нет смысла скрывать больше тупость и жадность и спесь
И бессмысленно делать вид, что ты кто-то другой
Когда Тайный Узбек уже здесь

И даже если нам всем запереться в глухую тюрьму
Сжечь самолеты, расформировать поезда
Это вовсе не помешает ему
Перебраться из там-где-он-есть к нам сюда

И повторяю, что это не повод рыдать и кричать
Все останется точно таким, как все есть
А те, кто знают в чем дело, знают, и будут молчать
Потому что Тайный Узбек уже здесь

2010

Тибетское танго

Ом, хохом.
Ом, хохом.
Ом, хохом.
Ом, хохом.

Ку-ку-кум фифи
Ку-ку-кум фифи
Ку-ку-кум фифи
Фи...

1982

Б.Г.

[Касыда]

* * *

Изведав горечь укоризны,
Обид, ошибок, мелких драм,
Учитесь радоваться жизни,
Ее обыденным дарам!
Рассвету, взлету журавленка,
Речушке, моющей пески.
Улыбке милого ребенка.
Пожатью дружеской руки.
Работе, сделанной как надо,
Дороге, чтобы вдаль влекла.
Летучей ласке снегопада,
Добру домашнего тепла.
В ракете или же сквозь призмы
Приблизясь к солнечным мирам,
Спешите радоваться жизни,
ее обыденным дарам!

(Л.Татьяничева)

[«божий человек»]

Богомолка

Кто знает нашу богомолку,
Тот с ней узнал наедине,
Что взор плутовки втихомолку
Поёт акафист сатане.

Как сладко с ней играть глазами,
Ниц падая перед крестом,
И окаянными словами
Перерывать её псалом!

О, как люблю её ворчанье:
На языке её всегда
Отказ идёт, как обещанье-
Нет на словах, на деле да.

И, грешница, всегда сначала
Она завопит горячо:
"О варвар! изверг! я пропала!",
А после: "Милый друг, ещё..."
(Денис Давыдов)

[Nik-On/Off]

Всё в моей жизни легко и светло, но где-то там, глубоко под жировым покровом живёт непонятное существо, не проявляющее себя ни единым словом.

Лишь иногда, под вечер дождливого дня, а, точнее, поближе к полночи он просыпается и теребит меня и жалобно просит о помощи.

Я не знаю, что это, и кто он такой и стараюсь не обращать внимания. Но он не замолкает и вселенской тоской наполнены его рыдания.

Это нелепо, как ни посмотри, но я боюсь, что однажды, чёрной болью измученный, он не выдержит, лопнет, взорвётся внутри и развеет в прах моё благополучие.

И всякий раз, когда он не даёт уснуть, я сочиняю ему какую-то историю. И мне удаётся его обмануть, и он замолкает, успокоенный.

Так и живу, эту тайну храня, кто же поверит в такую выдумку. А он по-прежнему внутри меня, до конца моих дней заточён безвыходно.
(Леонид Цейтлин)

[Павел Марков]

Там мама совсем молодая
и папа ещё молодой,
и вечно погода худая
над белой балтийской водой,

и Летнего сада ограда,
и жёлтое гулям пшено…
Я всё-таки из Ленинграда,
хотя это было давно.

Ни Невский, ни белые ночи,
ни Зимний в искристом снегу,
но запах столовой рабочей
мне дорог на том берегу,

тепло ленинградских прохожих,
и в горле мешающий ком
от этой под кожей, под кожей
привычки делиться куском.

Сестрица и названный братец,
спасибо за суп и компот,
я вспомнил, что я ленинградец
в голодный студенческий год.

Я знаю особое братство
запомнивших голод людей.
…но все мы на круг ленинградцы
в стране недоевшей моей.

В Охотске и в Верхнем Тагиле,
богатых одной мошкарой
меня – бедолагу – кормили,
себя обделяя порой.

В Чендеке и в Ливнах морозных,
где с голода ел и ботву,
в бараках столовых совхозных
за так мне давали жратву.

Меня бы сегодня спросили,
что делал я в этих краях –
я просто бродил по России
с бродячей судьбой на паях.

Среди станционного гуда,
КАМАЗов, и певчих подвод
тепло незнакомого люда
открыло мне русский народ.

(Алексей Ивантер)

[Блондинка]

Какое удивительное счастье
узнать, что ты над прожитым не властен,
что то и называется судьбою,
что где-то протянулось за тобою:

моря и горы - те, что переехал,
твои друзья, которых ты оставил,
и этот день посередине века,
который твою молодость состарил, -

- все потому, что чувствуя поспешность,
с которой смерть приходит временами,
фальшивая и искренная нежность
кричит, как жизнь, бегущая за нами.
(Из поэмы "Шествие")


«Письмо к А. Д.»
Bсе равно ты не слышишь, все равно не услышишь ни слова,
все равно я пишу, но как странно писать тебе снова,
но как странно опять совершать повторенье прощанья.
Добрый вечер. Kак странно вторгаться в молчанье.

Bсе равно ты не слышишь, как опять здесь весна нарастает,
как чугунная птица с тех же самых деревьев слетает,
как свистят фонари, где в ночи ты одна проходила,
распускается день - там, где ты в одиночку любила.

Я опять прохожу в том же светлом раю, где ты долго болела,
где в шестом этаже в этой бедной любви одиноко смелела,
там где вновь на мосту собираются красной гурьбою
те трамваи, что всю твою жизнь торопливо неслись за тобою.

Боже мой! Bсе равно, все равно за тобой не угнаться,
все равно никогда, все равно никогда не подняться
над отчизной своей, но дано увидать на прощанье,
над отчизной своей ты летишь в самолете молчанья.

Добрый путь, добрый путь, возвращайся с деньгами и славой.
Добрый путь, добрый путь, о как ты далека, Боже правый!
О куда ты спешишь, по бескрайней земле пробегая,
как здесь нету тебя! Tы как будто мертва, дорогая.

B этой новой стране непорочный асфальт под ногою,
твои руки и грудь -
ты становишься смело другою,
в этой новой стране, там где ты обнимаешь и дышишь,
говоришь в микрофон, но на свете кого-то не слышишь.

Cохраняю твой лик, устремленный на миг в безнадежность, -
безразличный тебе - за твою уходящую нежность,
за твою одинокость, за слепую твою однодумность,
за смятенье твое, за твою молчаливую юность.

Bсе, что ты обгоняешь, отстраняешь, приносишься мимо,
все, что было и есть, все, что будет тобою гонимо, -
ночью, днем ли, зимою ли, летом, весною
и в осенних полях, - это все остается со мною.

Принимаю твой дар, твой безвольный, бездумный подарок,
грех отмытый, чтоб жизнь распахнулась, как тысяча арок,
а быть может, сигнал - дружелюбный - о прожитой жизни,
чтоб не сбиться с пути на твоей невредимой отчизне.

До свиданья! Прощай! Tам не ты -это кто-то другая,
до свиданья, прощай, до свиданья, моя дорогая.
Oтлетай, отплывай самолетом молчанья - в пространстве мгновенья,
кораблем забыванья - в широкое море забвенья.
1962


А. А. Ахматовой.
За церквами, садами, театрами, за кустами в холодных дворах, в темноте за дверями парадными, за бездомными в этих дворах.
За пустыми ночными кварталами, за дворцами над светлой Невой, за подъездами их, за подвалами, за шумящей над ними листвой.
За бульварами с тусклыми урнами, за балконами, полными сна, за кирпичными красными тюрьмами, где больных будоражит весна, за вокзальными страшными люстрами, что толкаются, тени гоня, за тремя запоздалыми чувствами Вы живете теперь от меня.
За любовью, за долгом, за мужеством, или больше — за Вашим лицом, за рекой, осененной замужеством, за таким одиноким пловцом.
За своим Ленинградом, за дальними островами, в мелькнувшем раю, за своими страданьями давними, от меня за замками семью.
Разделенье не жизнью, не временем, не пространством с кричащей толпой,
Разделенье не болью, не бременем, и, хоть странно, но все ж не судьбой.
Не пером, не бумагой, не голосом — разделенье печалью...
К тому ж правдой, больше неловкой, чем горестной: вековой одинокостью душ.
На окраинах, там, за заборами, за крестами у цинковых звезд, за семью — семьюстами! — запорами и не только за тысячу верст, а за всею землею неполотой, за салютом ее журавлей, за Россией, как будто не политой ни слезами, ни кровью моей.
Там, где впрямь у дороги непройденной на ветру моя юность дрожит, где-то близко холодная Родина за финляндским вокзалом лежит, и смотрю я в пространства окрестные, напряженный до боли уже, словно эти весы неизвестные у кого-то не только в душе.
Вот иду я, парадные светятся, за оградой кусты шелестят, во дворе Петропаловской крепости тихо белые ночи сидят.
Развевается белое облако, под мостами плывут корабли, ни гудка, ни свистка и ни окрика до последнего края земли.
Не прошу ни любви, ни признания, ни волненья, рукав теребя... Долгой жизни тебе, расстояние!
Но я снова прошу для себя безразличную ласковость добрую и при встрече — все то же житье.
Приношу Вам любовь свою долгую, сознавая ненужность ее.
1962

Иосиф Бродский

[Винни-Пух и все-все-все]

Плыть, плыть, плыть...

В жарком тумане дня
Сонный встряхнём фиорд!
- Эй, капитан! Меня
Первым прими на борт!

Плыть, плыть, плыть
Мимо могильных плит,
Мимо церковных рам,
Мимо семейных драм…

Скучные мысли – прочь!
Думать и думать – лень!
Звёзды на небе – ночь!
Солнце на небе – день!

Плыть, плыть, плыть
Мимо родной ветлы,
Мимо зовущих нас
Милых сиротских глаз…

Если умру – по мне
Не разжигай огня!
Весть передай родне
И посети меня.

Где я зарыт, спроси
Жителей дальних мест.
Каждому на Руси
Памятник – добрый крест!

Плыть, плыть, плыть...

***
Видения на холме

Взбегу на холм
и упаду
в траву,
И древностью повеет вдруг из дола.
И вдруг картины грозного раздора
Я в этот миг увижу наяву.
Пустынный свет на звездных берегах
И вереницы птиц твоих, Россия,
Затмит на миг
В крови и жемчугах
Тупой башмак скуластого Батыя!..

Россия, Русь - куда я ни взгляну...
За все твои страдания и битвы -
Люблю твою, Россия, старину,
Твои огни, погосты и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шепот ив у омутной воды,
Люблю навек, до вечного покоя...
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Смотри опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времен татары и монголы.
Они несут на флагах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов
в окрестностях
России...
Кресты, кресты...

Я больше не могу!
Я резко отниму от глаз ладони
И вдруг увижу: смирно на лугу
Траву жуют стреноженные кони.
Заржут они - и где-то у осин
Подхватит это медленное ржанье,
И надо мной -
бессмертных звёзд Руси,
Высоких звезд покойное мерцанье...

***
Русский огонёк

Погружены в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо тёмное, без звезд.
Какая глушь! Я был один живой,
Один живой в бескрайнем мертвом поле!
Вдруг тихий свет
(пригрезившийся, что ли?)
Мелькнул в пустыне, как сторожевой...
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу (последняя надежда!),
И услыхал, отряхивая снег:
- Вот печь для вас и тёплая одежда...
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде
Жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала...
Как много жёлтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне и поразил
Сиротский смысл семейных фотографий:
Огнём, враждой земля полным-полна,-
И близких всех душа не позабудет!..
- Скажи, родимый, будет ли война? -
И я сказал:
- Наверное, не будет.
- Дай Бог, дай Бог...
Ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет...-
И вдруг опять:
- Не будет, говоришь?
- Нет,- говорю,- наверное не будет.
- Дай Бог, дай Бог...
И долго на меня
Она смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая,
Опять сидела тихо у огня.
Что снилось ей?
Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею в то мгновенье?..
Но я глухим бренчанием монет
Прервал её старинные виденья...
- Господь с тобой! Мы денег не берём!
- Что ж,- говорю,- желаю вам здоровья!
За всё добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью...
Спасибо, скромный русский огонёк,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далёк,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле - и нет тебе покоя...

https://www.youtube.com/watch?v=x_Ls0VsWEQA" onclick="window.open(this.href);return false;

***
До конца

До конца,
До тихого креста
Пусть душа
Останется чиста!

Перед этой
Желтой, захолустной
Стороной березовой
Моей,
Перед жнивой
Пасмурной и грустной
В дни осенних
Горестных дождей,
Перед этим
Строгим сельсоветом,
Перед этим
Стадом у моста,
Перед всем
Старинным белым светом
Я клянусь:
Душа моя чиста.

Пусть она
Останется чиста
До конца,
До смертного креста!
Николай Рубцов