Стихи [каталог в первом сообщении]

[Винни-Пух и все-все-все]

Писатель

Увлекшись прощальным письмом,
Позабыл застрелиться.
Настолько важней показался ему речевой оборот,
Что жив до сих пор. И дай Бог ему, как говорится.
Чего-то все пишет и пишет, живет и живет.

Историки
Сереже Викторову
Кого не били в нежном возрасте, скажи?
Тебя не били? То-то, всех нас били.
Тропа войны ведет за гаражи,
Где надпись та цела, что мы там были.

Закуривай, закашливайся, брат,
Смотри на облака, потом на лужи —
На свой расконсервированный март,
Явившись в нем не мальчиком, но мужем.

Пусть время — не колода, но пасьянс —
В любой из дней не заперта калитка,
В любое место... Ихний дилижанс,
И наша рядом тряская кибитка.

На чем пойдем? На нем или на ней?
Иль с бедным Грибоедовым этапом,
С его арбой, вдоль неба и камней
И всадника, снимающего шляпу.

А там вдали... левее Петроград,
Правее Ленинград в своей блокаде,
Где мертвечину граждане едят
И слон живой гуляет в зоосаде...

Бегом назад! Верните гаражи,
Родителей, мотающихся в Польшу,
Пусть по утрам по «ящику» мужик
Снимает сглаз и изгоняет порчу.

Вернись, необходимая тоска,
Ты — Родина, тебя-то нам и надо,
Привет тебе — знакомая рука —
Все та же к нам казенная прохлада.

Все тот же статистический подход,
А мы сентиментальные статисты,
Сквозь нас Высоцкий пасмурный идет
И падают из петель декабристы.

* * *
И.П.
Полежи со мной, тут сухо —
нам собака место грела.
Я согнал ее, собаку,
с псиной пахнущей травы.
Ляг на теплую осоку,
ляг на темную крапиву,
полежи со мной, как раньше.
Здесь не ходят грибники.

Здесь не чиркают огнивом,
к папироске не подносят,
здесь пластмассовых стаканов
из корзин не выдают
и по-малому не ходят,
встав спиною к разговору,
не кивают головою,
если кто-то складно врет.

Никакое Чикатило
застекленным своим взглядом
этот вид не оскверняло,
с чемоданчиком бредя,
никакой Ильич с ружьишком
не любил здесь пошататься,
не жалел лису и в волка
с вертолетов не стрелял.

Я секрет тебе открою —
никакого нет Китая.
Эти гады точно знают —
нам туда не долететь,
не проверить... а коль скоро
это так, то можно врать нам
про Китай, что будто есть он,
и китайцами пугать.

Там такой же подзаборный
и с такою же принцессой,
и такая же дворняга
грела место им всю ночь.
И для них там сочиняют,
будто где-то есть Россия,
но они-то тоже знают —
никакой России нет.

Студенты
Елене Лапшиной
Реанимация травы
после клинической зимы —
второе декабря, а мы
гуляем под дождем, увы.

Ей виделись тоннель и свет
(траве) и мертвая родня,
но ночью снег сошел на нет,
ты держишь за руку меня.

Такой в природе поворот,
как будто белые в Крыму,
сугроб зияет у ворот —
в Париж не убежать ему.

Ты держишь за руку меня,
мы перешагиваем грязь,
как торжествующую власть,
которой властвовать два дня...

Не больше. Я слыхал прогноз —
морозы с пятого числа:
расправит конница крыла,
и с наглой грязи будет спрос.

Через гражданскую войну
идем, как боги — широко,
несем в пакете молоко
и булку на двоих одну.

Мармелад
Дмитрию Румянцеву
Давай, как медведи, под шкурой копить
Счастливое сало малинников, пасек...
Чтоб в зиму любую без страха ступить,
Такую прослойку имея в запасе.

Чтоб счастьем питаться и счастьем потеть
Во время невзгоды сквозной и кромешной
И ролики лета крутить и вертеть
Под крышей забвения лиственно-снежной.
Владимир Иванов

[Павел Марков]

ЛЮБОВЬ И ТРУСОСТЬ

Почему так нередко любовь непрочна?
Несхожесть характеров? Чья-то узость?
Причин всех нельзя перечислить точно,
Но главное все же, пожалуй, трусость.

Да, да, не раздор, не отсутствие страсти,
А именно трусость - первопричина.
Она-то и есть та самая мина,
Что чаще всего подрывает счастье.

Неправда, что будто мы сами порою
Не ведаем качеств своей души.
Зачем нам лукавить перед собою,
В основе мы знаем и то и другое,
Когда мы плохи и когда хороши.

Пока человек потрясений не знает,
Не важно - хороший или плохой,
Он в жизни обычно себе разрешает
Быть тем, кто и есть он. Самим собой.

Но час наступил - человек влюбляется
Нет, нет, на отказ не пойдет он никак.
Он счастлив. Он страстно хочет понравиться.
Вот тут-то, заметьте, и появляется
Трусость - двуличный и тихий враг.

Волнуясь, боясь за исход любви
И словно стараясь принарядиться,
Он спрятать свои недостатки стремится,
Она - стушевать недостатки свои.

Чтоб, нравясь быть самыми лучшими, первыми,
Чтоб как-то "подкрасить" характер свой,
Скупые на время становятся щедрыми,
Неверные - сразу ужасно верными.
А лгуньи за правду стоят горой.

Стремясь, чтобы ярче зажглась звезда,
Влюбленные словно на цыпочки встали
И вроде красивей и лучше стали.
"Ты любишь?" - "Конечно!"
"А ты меня?" - "Да!"

И все. Теперь они муж и жена.
А дальше все так, как случиться и должно;
Ну сколько на цыпочках выдержать можно?!
Вот тут и ломается тишина...

Теперь, когда стали семейными дни,
Нет смысла играть в какие-то прятки.
И лезут, как черти, на свет недостатки,
Ну где только, право, и были они?

Эх, если б любить, ничего не скрывая,
Всю жизнь оставаясь самим собой,
Тогда б не пришлось говорить с тоской:
"А я и не думал, что ты такая!"
"А я и не знала, что ты такой!"

И может, чтоб счастье пришло сполна,
Не надо душу двоить свою.
Ведь храбрость, пожалуй, в любви нужна
Не меньше, чем в космосе иль в бою!

(Эдуард Асадов)

[Konyakoff]

Сладострастье

Мальчишка с чувством сладострастья
На девочек вокруг глядит
Их ножки, шейка - вот где счастье!
Внутри игра крови шумит

Мне прикоснуться бы руками
Погладить взором сих до сих
Втянуть их аромат духами
И прошептать на ушко стих

Она услышит ухом шелест
И вдоль по телу мураши
Пройдутся волнами как нерест
Взойдут цветы её души

А я держусь от наважденья
И всё ж даю струне играть
Она в пылу от наслажденья
Позволила бельё сорвать

Бутон тюльпана распустился
Нектар сочится в лепестках
Мохнатый шмель в неё влюбился
Рождая вздохи на стихах


Женщина

Я женщина. И я верна
Своей природе изначальной
В мужскую силу влюблена
В опору, блеск кольца венчальный.

Мне тело правду говорит
О силе, мужестве, отваге,
Мужском плече и об огне
Что в сердце у него горит

Но как сказала - я верна
И не иду в размен доколе
Меня он назовёт: ЖЕНА
Тогда спущу оковы воли.

мое

[Шевченко]

Вчера местный бомж собрался умирать, прощался со всеми, спрашивал, что богу передать? А наутро проснулся попил вина и потёпал напевая свою песенку.

[Hg]

Этот вечер решал -
не в любовники выйти ль нам?-
темно,
никто не увидит нас,
Я наклонился действительно,
и действительно
я,
наклонясь,
сказал ей,
как добрый родитель:
"Страсти крут обрыв -
будьте добры,
отойдите.
Отойдите,
будьте добры".
Владимир Маяковский

[Calceteiro]

Это стихотворение есть во втором томе романа Максима Кантора "Уроки рисования", тоже над ним размышлял.

[Винни-Пух и все-все-все]

Автобусы повымели,
или они повымерли?
А на дорогах «чайники», шофёры, фраера.

Но вот такси маршрутное –
лихое, поминутное
немедленно подъехало - и будто с плеч гора.

Успеть мне надо вовремя
хоть из огня да в полымя!
И с корабля на бал скорей попасть мечтаю я!

У часа «пик» нет времени -
такси людьми беременно.
Я жду, когда уменьшится маршрутная семья:

согнувшись в три погибели,
из «субмарины» выбыли
три пассажира радостно на яркий божий свет!

Она проворно плавает,
забыв дорогу главную.
И «командир» лавирует там, где проезда нет;

ни на кого не гневаясь,
баранку крутит левою,
а собирает денежки он правою рукой.

…Я выйду очумевшая,
порадуюсь, не мешкая,
что я совсем не первая доехала живой!

Дырочка в куполе

Птицы не пели, а словно аукали!
Скошенной пахло травой.
Старенький зонтик с дырочкой в куполе
плыл над моей головой.

Будто сквозь эту случайную дырочку
небо следило за мной:
то ли спешу я кому-то на выручку,
то ли шагаю домой.

Купол небесный над куполом зонтика
были друг другу родня:
плавностью линий - не жёсткостью готики -
оберегали меня.

Так мы и шли - неслучайная троица...
Мягко шуршала листва,
маленький дождь не спешил успокоиться…
Осень «качала права»!

***
Приятель мой почти что аутист:
он сам себе и сторож и хранитель,
философ, моралист и сочинитель,
плюс ко всему, он энциклопедист.
Стирая с жизни отпечатки прозы,
живёт, как будто всё предрешено.

…Он зерновым предпочитает лозы -
смакует только красное вино;
и утверждает: тонкий интеллект,
пересыхая тихо от излишеств,
не заглушит, обычно еле слышный,
звериный зов сквозь толщу древних лет.

Философ, моралист… он знает толк
в инстинктах и готов с собой сразиться!
…Мне чудится, как чащей леса мчится,
едва завидев Серую Волчицу,
охваченный побегом, Белый Волк.
Вера Чижевская

***
прижавшись к стенке / тихо, поутру/,
стараясь не попасться на глаза
календари боятся наших рук.
календари не верят в чудеса.

календари всё знают наперёд
и потому, в них мало красных дат.
календари живут лишь год
- один лишь год, который год подряд

и где-то в мусорном ведре
с арбузной коркой и яичной скорлупой
они молчат – молчат о новом дне
на этот раз пришедшим за тобой
Чабан

Как-то бывает
не по себе
с кем-то вдвоем.

С кем-то
чувствую себя
будто я бриллиант
проглоченный
курицей.

Кто-то вижу
глядит на меня
будто я курица
проглотившая
бриллиант.

Конечно
приятней всего с теми
с кем я могу обращаться
как бриллиант
с бриллиантом.

Но порою
так не хватает тех
с кем можно говорить просто:
как курица
с курицей.
Вячеслав Куприянов

[Виктор M.]

путь

"А, взойдя на вершину, не стой.
…………………………..Продолжай идти".
Всё великое гибнет в рамках конечных целей.
Чем ты раньше усвоишь,
что жизненный смысл - в Пути,
тем скорее коснешься тверди иных ступеней.
………….
Где ветра задают картинам такой масштаб!
Где война / априори / - не больше, чем фон для Света.
Там по-прежнему в фокусе -
………………………..только твоя душа
/ с небольшой оговоркой, что фокус - ещё не центр /
…………….
В центре Бог изначально - что ныне прирос тобой,
стал на йоту богаче,
…………………на целую жизнь мудрее.
Все земные печали - отнюдь не системный сбой,
не молитвенный спам "репортажей с петлёй на шее".
…………………..
Это мера свободы - расплата / считай, цена /
Мир по сути дуален.
Лишь сделай свободный выбор -
и узнаешь, что в каждой слезе есть твоя вина,
чем осознанность выше -
…………………тем больше её калибр.
…………….
Продолжай подниматься. Спокойно. За шагом шаг.
Если Путь - это главное -
…………………… бойся конечных истин.
Бог ведь тоже в процессе. Не стоит ему мешать
постигать невозможное.
……………………….Стань его вечным иксом.

Аманда Моррис

[Юрий68]

Если хочешь понять человека,
То не слушай, что он говорит...
Притворись дождем или снегом
И послушай, как он молчит...
Как вздыхает и смотрит мимо?
Что улыбку рождает в нем?
Посмотри, каков он без грима,
С которым мы все живем...
Наблюдай, как он входит к детям,
К людям страждущим, старикам...
И хотя бы на миг на свете
Попытайся и стань им сам!
Не старайся быть хуже, лучше,
Без оценки смотри сейчас:
Прямо в сердце его, прямо в душу,
Прямо в бездну далеких глаз!
Если хочешь понять другого,
В глубь иди тогда, не вовне...
Не всегда стоит верить слову,
Часто истина - в тишине...

[A&B]

Владимир Высоцкий

* * *
Проложите, проложите
Хоть тоннель по дну реки
И без страха приходите
На вино и шашлыки.

И гитару приносите,
Подтянув на ней колки,-
Но не забудьте – затупите
Ваши острые клыки.

А когда сообразите –
Все пути приводят в Рим,-
Вот тогда и приходите,
Вот тогда поговорим.

Нож забросьте, камень выньте
Из-за пазухи своей
И перебросьте, перекиньте
Вы хоть жердь через ручей.

Или бродом перейдите –
Броды есть, коль поискать, -
Или вплавь переплывите –
Славу добрую снискать.

За посев ли, за покос ли –
Надо взяться, поспешать, -
А прохлопав сами после
Локти будете кусать.

Сами будете не рады,
Утром вставши, - вот те раз! –
Все мосты через преграды
Переброшены без нас.

Так проложите, проложите
Хоть тоннель по дну реки!
Но не забудьте – затупите
Ваши острые клыки!

[A&B]

Владимир Высоцкий

ПЕСНЯ О ДВУХ ПОГИБШИХ ЛЕБЕДЯХ

Трубят рога: скорей, скорей! –
И копошится свита.
Душа у ловчих без затей,
Из жил воловьих свита.

Ну и забава у людей -
Убить двух белых лебедей!
И стрелы ввысь помчались…
У лучников наметан глаз, -
А эти лебеди как раз
Сегодня повстречались.

Она жила под солнцем – там,
Где синих звезд без счета,
Куда под силу лебедям
Высокого полета.

Ты воспари – крыла раскинь –
В густую трепетную синь,
Скользя по божьим склонам, -
В такую высь, куда и впредь
Возможно будет долететь
Лишь ангелам и стонам.

Но он и там ее настиг –
И счастлив миг единый, -
Но может, был тот яркий миг
Их песней лебединой…

Двум белым ангелам сродни,
К земле направились они –
Опасная повадка!
Из-за кустов, как из-за стен,
Следят охотники за тем,
Чтоб счастье было кратко.

Вот утирают пот со лба
Виновники паденья:
Сбылась последняя мольба –
«Остановись, мгновенье!»

Так пелся вечный этот стих
В пик лебединой песне их –
Счастливцев одночасья:
Они упали вниз вдвоем,
Так и оставшись на седьмом,
На высшем небе счастья.

[Hg]

"Проложите, проложите" - оказывается, это Высоцкий! Вот это да!
Хотя почерк его, ""Цыганочкой" прет" (с."Ширли-мырли").

[Шевченко]

С чего начинается женщина?
с красивых подтянутых ног,
с приятных на ощупь округлостей
и нервов, которых комок?
А может, она начинается
с знакомой нам все буквы "Ж"?
А, впрочем, причем тут грамматика?
Не школьники мы ведь уже.
С чего начинается женщина?
С момента, быть может, когда
она перестала быть девушкой,
нечаянно вымолвив:"Да".
А может она начинается
со стирки трусов и носков,
и с первого в жизни проклятия,
по адресу всех мужиков?
С чего начинается женщина?
С изысканных блюд для гостей,
со сплетен, случайно подслушанных,
с красивых и милых детей?
А может она начинается
с молитвы во след кораблю,
с безудержных слез расставания?
А может со слова "ЛЮБЛЮ"?

[Talifa]

Федор Тютчев
Накануне годовщины 4 августа 1864 года (1865

Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня...
Тяжело мне, замирают ноги...
Друг мой милый, видишь ли меня?

Все темней, темнее над землею—
Улетел последний отблеск дня...
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?

Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня...
Ангел мой, где б души ни витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня?

[Касыда]

* * *
Отзвучали струны сердца,
Догорели краски дня;
Нет огней в природе сонной,
Нет в душе моей огня.

Только где-то сиротливо
В бледном сонме дум моих
Брезжит свет воспоминанья,
Как звезда небес ночных.

И томительно и сладко
Воскресает предо мной
Слезы прежнего страданья,
Песни радости былой...

Так последним блеском тлеет
Под золою уголек,
Так под первым снегом дышит
Поздней осени цветок!

К.Фофанов
ноябрь 1887



Одиночество

Когда теряет равновесие
твое сознание усталое,
когда ступени этой лестницы
уходят из под ног, как палуба,
когда плюет на человечество
твое ночное одиночество,-

ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия,
произведения искусства,
и - кстати - самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.

Но лучше поклоняться данности
с глубокими ее могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да.
Лучше поклоняться данности
с короткими ее дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими, пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.

Да. Лучше лучше поклоняться данности
с убогими ее мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.

И. Бродский

[kayalove]

Стань самим собой

Werde der du bist.
Гёте.
Когда тебе придётся туго,
Найдёшь и сто рублей и друга.
Себя найти куда трудней,
Чем друга или сто рублей.

Ты вывернешься наизнанку,
Себя обшаришь спозаранку,
В одно смешаешь явь и сны,
Увидишь мир со стороны.

И всё и всех найдёшь в порядке.
А ты - как ряженый на святки
Играешь в прятки сам с собой,
С твоим искусством и судьбой.

В чужом костюме ходит Гамлет
И кое-что про что-то мямлит, -
Он хочет Моиси играть,
А не врагов отца карать.

Из миллиона вероятий
Тебе одно придётся кстати,
Но не даётся, как назло,
Твоё заветное число.

Загородил полнеба гений,
Не по тебе его ступени,
Но даже под его стопой
Ты должен стать самим собой.

Найдёшь и у пророка слово,
Но слово лучше у немого,
И ярче краска у слепца,
Когда отыскан угол зренья
И ты при вспышке озаренья
Собой угадан до конца.

***
Пора бы мне собственный возраст понять,
Пора костылями поменьше стучать,
Забыть о горячке певучей,
Пора наполнять не стихами тетрадь,
А прозой без всяких созвучий.

Пора научиться гореть, не горя,
Пора не дивиться тому, что заря,
Как ранняя юность, тревожна,
Что зори, пожалуй, и светятся зря,
Что жить и без юности можно.

Зачем же по-прежнему вижу во сне
Тот берег крутой, что привиделся мне,
Быть может, ещё в колыбели,
Тот гребень гремучий на синей волне,
Тот парус, не знающий цели?

Зачем же мне проза в тетради, когда
Со мною не ты говоришь, а звезда
И парус не хочет покоя?
Сама ты учила в былые года
Тебе не сдаваться без боя.
Арсений Тарковский

[Виктор M.]

И внезапно поймёшь, как мучительно всё заверчено,
фотографируя взглядом раннюю синеву
сумерек. серебрящиеся навершия
труб. эти трубы и крыши. мёрзнущую Неву.
дым, застывающий в небе. кильватер праздника —
осыпи ёлок, редкие фонари.
разом охватишь и вдруг понимаешь — разное.
видишь себя внутри.
вдруг понимаешь, что время — твоя материя,
вязкое сопротивление, плоть борьбы.
что золотые низки с бусинами-потерями
ярче других любых,
и что любимый, единственный в своём роде,
милое сердце, родная душа, фантом,
делает всё не то. и на этом вы сходитесь.
ты точно так же делаешь всё не то.
ты из всего, что дано, берёшь — что заказано.
черпаешь слой за слоями внутренней немоты,
пусть заполняют пространство мечты и разума
книги. воображаемые коты.
пироги в воскресенье. часы в абажурном свете.
мирная повторяемость сонных фраз.
всё, что так важно. ты делаешь всё, чтобы этого
не было, не получалось. здесь и сейчас.
ибо твоё откажет в счастливых средах.
ибо твоё — твой голос и твой живот —
малопривычны к простому. ты — сумасшедший шредер,
распускающий мир на нарезку из слов. и вот
естествознатель ещё, полоумный физик,
вычисляющий, сколько раз надобно — так и так —
грохнуть этот хрустальный шар,
этот дар совершенной жизни,
чтобы разбился.
и выбросил белый флаг
твой паразит, окаянный твой — будьте-нате…
а всё равно будешь чуять, едва жива,
как, не мигая, молчит этот внутренний наблюдатель.
ищет слова.

* * *
это то что сидит внутри
это внутренний лабиринт
это бездна без минотавра
не смотри в неё не смотри
это то что живёт во мне
не отбрасывая теней
есть и пить молодец не просит
тихо дремлет на самом дне
так-то вроде простая баба
с ранним проблеском седины
зажигаю по жизни слабо
заурядная, как блины
в нужном месте имею узость
в нужном энную ширину
не чураюсь простых союзов
не вступаю ни с кем в войну
но прорвётся всегда не в срок
не заткнёшь ананасом рот
вечно ляпнет чего попало
со значением между строк
это просто как дождь и снег
это можно смотреть в окне
мне же мал золотник да дорог
заховаю и нет как нет
и живи на своём краю
свято веруя в ай лав ю
как в обрывки других материй
из которых фантомы шьют
солнце слепит глаза — иди
правда режет глаза — иди
не оглядывайся заманит
не задерживайся
в груди

* * *
забывается всё телесное всё живое
всё что надвое разделено умножалось вдвое
лето сдаёт меня осени без конвоя
только память зрачка цепляется за июнь
где жизнь твоя как ранение ножевое
вспарывает мою
резано колото бережно безутешно
нежно ты помнишь как это было нежно
на том краю земли
где под времени прессом слиплись встречаразлука
если память руки забывает вторую руку
самый воздух вокруг болит
воздух в котором мы заведены кругами
по часовой
грабли свои пересчитывая ногами
черенки головой
будто бы ожидая что кто-то третий
скажет иди сюда здесь нора тепло
здесь я укрою тебя — и тебя — от смерти
здесь за пределом слов
а покуда стеклянный шар от стеклянной стенки
вновь оттолкнувшись катится в никуда
и кармин наших тел победили уже оттенки
холода: асбест иней туман слюда
и непонятно (разглядываю заусеницы
на пальцах забывших наощупь твоё плечо)
почему в этот раз ножевым зацепило сердце
именно а не что-нибудь там ещё

* * *
говоришь сам себе, что прошла зима,
пережил то, что смог; что не смог, — оставил
так, как есть; не сошёл до конца с ума,
закалился в процессе не хуже стали,
вышел в мир, осмотрелся, раскрыл ладонь —
подкормить голубей у седой скамейки,
рассказал им, что свил сам с собой гнездо
там, внутри, где прописан до самой смерти,
рассказал им, что видел плохие сны,
что на кухне пригрелся у батареи,
но зимы не растопишь ничем земным,
а земное в тебе, говоришь, стареет…
рассказал бы ещё, но в ушах свистит,
и карман обмелел, и ладонь пустая…
иногда для того, чтобы всех простить,
одного воскресения не хватает.

* * *
и когда ты стоял прижавшись
к ограждению на мосту
глядя как грохоча ужасно
поезд сыплется в темноту
и когда на тебя дохнуло
сквозняком из других глубин
пробрало ли подземным гулом
утешался ли что любим
поспешил ли нарезать водки
прослезился ль ночным письмом
что ты понял своим коротким
голубиным своим умом
отдавать целовать не охать
не считать за плечом теней
а потом налетает грохот
и утягивает в тоннель

* * *
портятся отношения с тишиной.
все умолчания перестают быть мной.
это ещё не рупор, но шаг к трибуне.
как говорил один милый, «ты говори,
ибо, когда я скажу, что в моём „внутри“,
места уже не будет».
пользуйся этой спиной, этим плечом.
пользуйся тем, что я пока ни о чём.
тем, что сижу за стеной своей тишины и
отгородилась листом, монитором, холстом,
чтобы любое, выплеснувшись, потом
жило с моей стороны,
так скопидомно, по-жмотски — во мне, со мной,
переполняя копилку стихов и снов.
места не хватит — значит, пора расти.
так что, когда я впою ещё пару нот,
бойся любой, кто осмелится подойти
ближе шагов пяти.
Ася Анистратенко

[Касыда]

Как странно...

Как странно этот мир устроен...
В какие древние века,
Под чьим надзором был он скроен,
И чья в нем правила рука?

Всего как будто понемногу-
И злобы вредной и добра,
И черной зависти, ей богу,
Набрали с белой два ведра.

Любовь и ревность - все впритирку,
И правда с ложью как родня,
Одним - сарказм, другим - улыбку...
А что же мне, что для меня?

Чудил творец, на холст мазками,
Считая, что прекрасней нет,
Всю гамму чувств нанес лукаво,
Но... опрокинул свой мольберт.

Смешалось все - пороки, страсти,
И мудрость, глупость, чья-то честь...
Не потому ль нам всем отчасти
Приходится нести Свой крест?

С.Фатулев

[Винни-Пух и все-все-все]

У, жестяное серебро
и алюминиевая ложка...
Башкой ударила в ведро
земля, как в колокол: картошка.
То здесь, то там осенний гром
и эхо ясного ненастья.
И в погреб падает с ведром
зимы немыслимое счастье.
С картошечки не снять мундир —
и, молодую, ждут в мундире,
и у костра теснится мир,
чтобы остаться в этом мире.

* * *
В снежном поле пробил тропку.
Дома яблоко поцеловал в попку.
Есть не стал. Положил обратно.
На тарелку. По стенам пятна
побежали, как в саду. Ко мне.
От меня. Зимой. В тишине.
Здесь. В деревне. В моей стране.
Здесь. У неба на самом дне.

* * *
Глаза — чтоб плакать и смотреть,
как гаснет лампа в коридоре.
Дай мне от счастья умереть.
Или от горя.

Пока ты шепчешь тишину,
я покажусь в окошке, с краю.
Молчи, молчи на всю страну.
Молчи. Я не перебиваю.
Юрий Казарин

Кружатся замки птичичьи
Сфинкс у крыльца Невы
Падают стены стихичьи
Белые ночи и девы
чьи вы и где вы?

***
Есть соловьи
которые пропели
Есть соловьи
которые пропили
Есть соловьи
которые пропали
Есть соловьи
которые пропеллер

***
Снова дама
Снова осень
Снова восемь
Снова семь
Снова осень
Снова сень
Снова восемь
Снова семь
Ры Никонова

[Виктор M.]

Привычно доедать до последней крошки,
привычно доживать до финальных титров.
Сценарий жизни старой подвальной кошки
достоин девяти уссурийских тигров.

Сценарий лжи. Леплю куличи из ила,
тяну больное, путаясь в алфавите.
Честней, пока не поздно, разлить чернила,
и кинуть грош Харону, и встать, и выйти;

и вновь — по темноте за бессонным стражем,
в окраинном кинозале, в луче экранном,
где мир, подобно мне — короткометражен,
а я — всего лишь пепел над океаном.

Андрей Ширяев