Стихи [каталог в первом сообщении]

[А.Смит]

Во многом знании – немалая печаль,
Так говорил творец Экклезиаста.
Я вовсе не мудрец, но почему так часто
Мне жаль весь мир и человека жаль?

Природа хочет жить и потому она
Мильоны зерен скармливает птицам,
Но из мильона птиц к светилам и зарницам
Едва лишь вырывается одна.

Вселенная кричит и просит красоты,
Кричат моря, обрызганные пеной,
Но на холмах земли, на кладбищах вселенной
Лишь избранные светятся цветы.

Я разве только я? Я – только краткий миг
Чужих существований. Боже правый,
Зачем ты создал мир, и милый и кровавый,
И дал мне ум, чтоб я его постиг!

(Николай Заболоцкий, 1958 год)

[Виктор]

Постэсхатологическое

Наше свято место отныне пусто. Чуть стоят столбы, висят провода.
С быстротой змеи при виде мангуста кто могли, разъехались кто куда.
По ночам на небе видна комета - на восточном крае, в самом низу.
И стоит такое тихое лето, что расслышишь каждую стрекозу.

Я живу один в деревянном доме, я держу корову, кота, коня.
Обо мне уже все позабыли, кроме тех, кто никогда не помнил меня.
Что осталось в лавках - беру бесплатно. Сею рожь и просо, давлю вино.
Я живу, и время течет обратно, потому что стоять ему не дано.

Я уже не дивлюсь никакому диву. На мою судьбу снизошел покой.
Иногда листаю желтую "Ниву", и страницы ломаются под рукой.
Приблудилась дурочка из деревни: забредет, поест, споет на крыльце -
Все обрывки песенки, странной, древней, о милом дружке да строгом отце.

Вдалеке заходят низкие тучи, повисят в жаре, пройдут стороной.
Вечерами туман, и висит беззвучье над полями и над рекой парной.
В полдень даль размыта волнами зноя, лес молчит, травинкой не шелохнет,
И пространство его резное, сквозное на поляне светло, как липовый мед.

Иногда заедет отец Паисий, что живет при церковке за версту, -
Невысокий, круглый, с усмешкой лисьей, по привычке играющий в простоту.
Сам себе попеняет за страсть к винишку, опрокинет рюмочку - "Лепота!", -
Посидит на веранде, попросит книжку, подведет часы, почешет кота.

Иногда почтальон постучит в калитку - все, что скажет, ведаю наперед.
Из потертой сумки вынет открытку (непонятно, откуда он их берет).
Все не мне, неизвестным: еры да яти, то пейзаж зимы, то портрет царя,
К Рождеству, Дню ангела, Дню печати, с Валентиновым днем, с Седьмым ноября.

Иногда на тропе, что давно забыта и, не будь меня, уже заросла б,
Вижу след то ли лапы, то ли копыта, а вглядеться, так может, и птичьих лап,
И к опушке, к черной воде болота, задевая листву, раздвинув траву,
По ночам из леса выходит кто-то и недвижно смотрит, как я живу.

Пятая баллада

Я слышал, особо ценится средь тех, кто бит и клеймен,
Пленник (и реже - пленница), что помнит много имен.
Блатные не любят грамотных, как большая часть страны,
Но этот зовется "Памятник", и оба смысла верны.
Среди зловонного мрака, завален чужой тоской,
Ночами под хрип барака он шепчет перечень свой:
Насильник, жалобщик, нытик, посаженный без вины,
Сектант, шпион, сифилитик, политик, герой войны,
Зарезал жену по пьяни, соседу сарай поджег,
Растлил племянницу в бане, дружка пришил за должок,
Пристрелен из автомата, сошел с ума по весне...

Так мир кидался когда-то с порога навстречу мне.
Вся роскошь воды и суши, как будто в последний раз,
Ломилась в глаза и уши: запомни и нас, и нас!
Как будто река, запруда, жасмин, левкой, резеда -
Все знали: вырвусь отсюда; не знали только, куда.

- Меж небом, водой и сушей мы выстроим зыбкий рай,
Но только смотри и слушай, но только запоминай!
Я дерево в центре мира, я куст с последним листом,
Я инвалид из тира, я кот с облезлым хвостом,
А я - скрипучая койка в дому твоей дорогой,
А я - троллейбус такой-то, возивший тебя к другой,
А я, когда ты погибал однажды, устроил тебе ночлег -
И канул мимо, как канет каждый. Возьми и меня в ковчег!

А мы - тончайшие сущности, сущности, плоти мы лишены,
Мы резвиться сюда отпущены из сияющей вышины,
Мы летим в ветровом потоке, нас несет воздушный прибой,
Нас не видит даже стоокий, но знает о нас любой.

Но чем дольше я здесь ошиваюсь - не ведаю, для чего, -
Тем менее ошибаюсь насчет себя самого.
Вашей горестной вереницы я не спас от посмертной тьмы,
Я не вырвусь за те границы, в которых маемся мы.

Я не выйду за те пределы, каких досягает взгляд.
С веткой тиса или омелы голубь мой не летит назад.
Я не с теми, кто вносит правку в бесконечный реестр земной.
Вы плохую сделали ставку и умрете вместе со мной.

И ты, чужая квартира, и ты, ресторан "Восход",
И ты, инвалид из тира, и ты, ободранный кот,
И вы, тончайшие сущности, сущности, слетавшие в нашу тьму,
Которые правил своих ослушались, открывшись мне одному.

Но когда бы я в самом деле посягал на пути планет
И не замер на том пределе, за который мне хода нет,
Но когда бы соблазн величья предпочел соблазну стыда, -
Кто бы вспомнил ваши обличья? Кто увидел бы вас тогда?
Вы не надобны ни пророку, ни водителю злой орды,
Что по Западу и Востоку метит кровью свои следы.
Вы мне отданы на поруки - не навек, не на год, на час.
Все великие близоруки. Только я и заметил вас.

Только тот тебя и заметит, кто с тобою вместе умрет -
И тебя, о мартовский ветер, и тебя, о мартовский кот,
И вас, тончайшие сущности, сущности, те, что парят, кружа,
Не выше дома, не выше, в сущности, десятого этажа,
То опускаются, то подпрыгивают, то в проводах поют,
То усмехаются, то подмигивают, то говорят "Салют!"
Д.Быков

[ЁЛКА]

Не буду занимать много места прекрасными творениями Юрия Левитанского, кто заинтересуется - в сети много его стихов, и будет очень жаль, если молодежь в лавине информации не заметит такую глыбу. А для примера вот -

***
Что делать, мой ангел, мы стали спокойней, мы стали смиренней.
За дымкой метели так мирно клубится наш милый Парнас.
И вот наступает то странное время иных измерений,
где прежние мерки уже не годятся - они не про нас.

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить и вновь перевесить
и можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва.
Но ты уже знаешь как мало успеешь за год или десять,
и ты понимаешь, как много ты можешь за день или два.

Ты душу насытишь не хлебом единым и хлебом единым,
на миг удивившись почти незаметному их рубежу.
Но ты уже знаешь, о, как это горестно - быть несудимым,
и ты понимаешь при этом, как сладостно - о, не сужу.

Ты можешь отмерить семь раз и отвесить, и вновь перемерить
И вывести формулу, коей доступны дела и слова.
Но можешь проверить гармонию алгеброй и не поверить
свидетельству формул - ах, милая, алгебра, ты не права.

Ты можешь беседовать с тенью Шекспира и собственной тенью.
Ты спутаешь карты, смешав ненароком вчера и теперь.
Но ты уже знаешь, какие потери ведут к обретенью,
и ты понимаешь, какая удача в иной из потерь.

А день наступает такой и такой-то, и с крыш уже каплет,
и пахнут окрестности чем-то ушедшим, чего не избыть.
И нету Офелии рядом, и пишет комедию Гамлет,
о некоем возрасте, как бы связующем быть и не быть.

Он полон смиренья, хотя понимает, что суть не в смиренье.
Он пишет и пишет, себя же на слове поймать норовя.
И трепетно светится тонкая веточка майской сирени,
как вечный огонь над бессмертной и юной душой соловья.


Ну и ещё-

***
Вдали полыхнула зарница.
Качнулась за окнами мгла.
Менялась погода - смениться
погода никак не могла.

И всё-таки что-то менялось.
Чем дальше, тем резче и злей
менялась погода, менялось
строенье ночных тополей.

И листьев бездомные тени,
в квартиру проникнув извне,
в каком-то безумном смятенье
качались на белой стене.

На этом случайном квадрате,
мятежной влекомы трубой,
сходились несметные рати
на братоубийственный бой.

На этой квадратной арене,
где ветер безумья сквозил,
извечное длилось боренье
издревле враждующих сил.

Там бились, казнили, свергали,
и в яростном вихре погонь
короткие сабли сверкали
и вспыхивал белый огонь.

Там, памятью лета томима,
томима всей памятью лет,
последняя шла пантомима,
последний в сезоне балет.

И в самом финале балета,
его безымянный солист,
участник прошедшего лета,
последний солировал лист.

Последний бездомный скиталец
шёл по полю, ветром гоним,
и с саблями бешеный танец
бежал, задыхаясь, за ним.

Скрипели деревья неслышно.
Качалась за окнами мгла.
И музыки не было слышно,
но музыка всё же была.

И некто с рукою, воздетой
к невидимым нам небесам,
был автором музыки этой,
и он дирижировал сам.

И тень его палочки жёсткой,
с мелодией той в унисон,
по воле руки дирижёрской
собой завершала сезон...

А дальше из сумерек дома,
из комнатной тьмы выплывал
рисунок лица молодого,
лица молодого овал.

А дальше, виднеясь нечётко
сквозь комнаты морок и дым,
темнела короткая чёлка
над спящим лицом молодым.

Темнела, как венчик терновый,
плыла, словно лист по волнам.
Но это был замысел новый,
покуда неведомый нам.

[ТАН]

Светло-пушистая
снежинка белая,
Какая чистая,
какая смелая!
Дорогой буйною
легко проносится,
Не в высь лазурную -
на землю просится.
Под ветром веющий
дрожит, взметается,
На нем, лелеющем,
светло качается.
Его качелями
она утешена,
С его метелями
крутится бешено.
В лучах блистающих
скользит умелая
Средь хлопьев тающих
сохранно-белая.
Но вот кончается
дорога дальняя,
Земли касается
звезда хрустальная.
Лежит пушистая
снежинка смелая.
Какая чистая,
какая белая!

Бальмонт

[Kom]

Начинаем разбирать статью Виктора Сергеевича с эпиграфа.

Пляшут стрелки, качается маятник, зеленеет небес бирюза, а в душе твоей грешник и праведник
смотрят пристально Богу в глаза.

Светлана Кекова

После первого прочтения стихи понравились, мысль ясная, немного, как и положено в стихах, парадоксальная. Но в стихах, как и в хорошем вине, очень важно послевкусие. А у меня эти стихи стали вызывать противоречие.
"Пляшут стрелки." - нормально. Постреляли немного, а теперь пляшут.
"качается маятник". Маятник - это часы. Значит там были не стрелкИ, а стрЕлки. Но у часов стрелки не пляшут. Стрелки, действительно, пляшут, но у манометров. Все-таки часы - это точность, надежность, стабильность. Кому нужны часы с пляшущими стрелками? Небрежность.
"зеленеет небес бирюза". Тут уже на память не понадеялся и залез в словарь. "Драгоценный камень, непрозрачный, голубого или зеленоватого цвета…". Зеленеет бирюза - нормально, но в отношении небес небольшой напряг, так как зеленое небо - это скорее к буре.

"а в душе твоей грешник и праведник
смотрят пристально Богу в глаза."

У каждого в душе как-то уживаются грешник и праведник, но чтобы они вот так дружно, взявшись за руки, смотрели Богу в глаза? Лично я могу еще представить как грешник в какие-то трудные минуты ищет Бога. Есть Бог или нет, вопрос всегда не праздный.
Для праведника такого вопроса по определению нет. Но тут логический пардокс: человек считающий себя праведником - явно не праведник. Но кем бы он себя не считал, будет ли он смотреть пристально? Да еще в глаза? Что он там надеется увидеть? Смотреть в глаза, да еще пристально, это всегда вызов. Даже собакам в глаза смотреть не рекомендуют. И если вызов для грешника это нормально, само безбожие в некоторой степени всегда вызов, то для праведника это неприемлимо. Праведник осуждает по принципу "Бог тебе судья". Т.е. избегает собственных оценок. И это правильно. В собственных оценках всегда есть риск ошибиться. Ошибающийся праведник - не праведник.
Но парадокс в том, что и грешник в чистом виде не грешник. Для того, что быть грешником, он должен признавать праведность. Т.е. должен присутствовать элемент самоосуждения. А для этого грешник и праведник должны находиться в пределах одного правового поля. И это правовое поле почему-то принято называть душой.

Ну, что ж, подправили немного поэзию математикой и ладно.

[Виктор]

Ой, мама!
Как говорил попугай в мультике: "Он и меня сосчитал..."!
Анализировать стихи... Ну, kom, Вы смелый человек!
Ну, вот Вам еще - для анализа:

Музыка мне больше не нужна.
Музыка мне больше не слышна.

Пусть себе, как черная стена,
К звездам подымается она,

Пусть себе, как черная волна,
Глухо рассыпается она.

Ничего не может изменить,
И не может ничему помочь,

То, что только плачет, и звенит,
И туманит, и уходит в ночь…
Георгий Иванов

[Kom]

Виктор, ну здесь совсем все просто.
У человека проблемы с музыкой. Но музыка может быть всего лишь поэтическим образом. На самом деле проблемы могли возникнуть с любимой женщиной, йогой или еще с чем-то, что ему достаточно дорого.
Он делает громкое заявление по принципу лисицы и винограда:
"Музыка мне больше не нужна." (Йога - бесполезна, женщина, дескать, - врунья).
А дальше не выдерживает и признается:
"Музыка мне больше не слышна." (От йоги эффекта нет, женщина разлюбила).
Но думать о чем-то другом не может вот и начинается хождение всем форумам: не люблю, пусть живет как хочет, толку от нее никакого...
Чем же она ему так досадила? Ведь чувство было. Тут и мощь стены до неба, мощь волны до звезд. Когда волна до звезд мало не покажется. Но тут и хрупкость рассыпающейся волны, что говорит о достаточно трепетном отношении. Ведь в природе волна не рассыпается, а турбину ГЭС крутит.
А вот дальше уже интересно. Что-то с ним явно не так. Даже рев волны до неба он не слышит: "глухо рассыпается она". Просвета не видит. Стена - черная, волна - черная. Видно проблемы все-таки в нем самом. И проблемы серьезные. С наскоку не изменить и не исправить. Там не только локальная проблема или размолвка. Сама ситуация воспринимается как нечто огромное, черное. Не обойти и не объехать. Человек смирился, сдался.
И уже непонятно то ли она его бросила, то ли он не смог ответить взаимностью. Но вместе им не жить.

PS. Но это уже стихи, каждое слово выверено и на месте.

Поинтересовался в интернете. Оказывается это не женщина. Это Родина. А в остальном все верно.
Эмиграция. Сборник "Розы", 1931 год.

[А.Смит]

Как писал Веничка Ерофеев: "Ты слишком досконален, паразит!"

[Talifa]

Kom, стихи как линза. Увеличивает фрагмент вашего внутреннего мира.

[Nastenka]

однажды...

Я подарю тебе мгновенье
со мною прожитого дня
В придачу баночку варенья,
чтоб было сладко без меня...

)

[Виктор]

Прощание с друзьями

Оделись. Стоят, балаганят.
Безвыходно. Душно. Трясет.
Никто никого не обманет,
никто никого не спасет.

Спускаются. Хлопают дверью.
Смеются. Молчат. И опять...
Что хуже всего: я им верю
и все же пытаюсь понять.

Дурацкое свойство рассудка -
искать существо и костяк.
То - шутка, а это не шутка.
То - важно, а это пустяк...

Ты знаешь, сегодня мне жутко.
Не в меру, не просто, не так.

Сегодня, в тоске коридора,
испарину чувствуя лбом,
я понял бессилие спора -
любого, с любым, о любом.

Впервые за многие сроки
я понял далекий намек:
мы так же с тобой одиноки,
как каждый из нас одинок.

И как этот факт ни обыден,
а холод прошел по спине...
Погасим же свет и увидим,
посмотрим, увидим в окне,

как в ночь удаляется кто-то,
в снегу оставляя тропу...
И на три крутых поворота
закроем свою скорлупу.
Юрий Карабчиевский

[Виктор]

По просьбе Талифы - стихи, читанные на семинаре в Омске (не помню, может что еще читал? - но эти три - точно):

Бахыт Кенжеев

1
Неужели хвалиться нечем? Нитка, пяльцы, канва, игла.
В ненаглядной Европе вечер, а в России и вовсе мгла.

В двух шагах разыгралось море. И стакан на столе вверх дном,
будто лодочки на просторе сером, северном, ледяном.

Сколько бедного, злого неба молча смотрит в твое окно,
столько ненависти и гнева в море зябком погребено,

и священник, крестясь, зевает. И смотрителя маяка
после рюмки одолевает рыбой пахнущая тоска.

И волна выдыхает "не-ет" перед тем, как уйти в туман,
где ярится и цепенеет остывающий океан.

2
По кому колокольчик плачет? Кто - беспечный, с цветком в руке
затевал карнавал незрячий в темнокаменном городке?

Пусть роняет ошметки дыма ясный месяц, летящий вниз,
награждая Иеронима, возрождая его эскиз.

Барабанные перепонки... хриплый голос, недобрый глаз...
Дьяволице и дьяволенку хорошо в этот поздний час.

Но звезда за звездой погасла. Все слепые ушли домой,
потянуло прогорклым маслом, одиночеством и тюрьмой -

просыпайся на всякий случай, недовольный и неживой,
вдруг остался цветок пахучий на истоптанной мостовой.

3
Заоконный ли свет заочный или снег оловянных туч
в человеческий град непрочный добавляет нежданый луч.

И опять, замерев в испуге, пришепетывая во сне,
сочиняющий книгу вьюги повернется лицом к стене.

Был он другом воды и праха, был он гостем, а стал врагом.
Отнимался язык от страха в тесном теле недорогом.

Смелость, истина, горечь, зрелость. Триумфальная ночь черна.
Кровь безрукая перегрелась, притираясь к изгибам сна,

переулкам, трубам, подвалам, осторожным каналам, где
пленка нефти живым металлом растекается по воде.

4
Всякий возраст чему-то учит, разворачиваясь впотьмах
детской астмой, лиловой тучей, чудным заревом в небесах,

и тогда набирает скорость жизнь, оставшаяся в долгу,
превращая смолистый хворост в серый пепел на берегу

безвоздушного океана, - солью к соли, уста в уста,
Побережья ледком сковало, чтоб украдкой сошла с холста

тень длиной не в одно столетье - и, сжимая в руках печать,
дожидалась тебя до третьей стражи, требовала молчать -

и ловила, и целовала, и протягивала весло -
но усталому солевару не забыть свое ремесло.

Светлана Кекова

Жизнь разрешается от бремени и забывает смерть и боль.
В глазах глаголов - слезы времени, любви сияющая соль.
Уходят снов и звуков лестницы туда, где свет дневной померк,
где прячут юные прелестницы ночных созвездий фейерверк.
Волна к косе песчаной ластится, целует камни и траву.
Ну, а тебе - какая разница - где я живу, кем я слыву?
Моя душа - как снег нетающий в объятьях бледного огня.
Скажи - зачем звездой блуждающей когда-то ты назвал меня?
Зачем стекло воды расколото ночным дождем, и столько лет
лежит в земле холодной золото - окаменевший лунный свет?
Летают птицы в небе парами, сияет солнце янтарем,
мой друг, когда мы станем старыми, когда, быть может, мы умрем,
мы выйдем в сад, где птицы райские сидят в сияющей пыли
и смотрят их глаза китайские на тело чуждой им земли,
где поневоле станут краткими слова, зажатые в горсти;
заплачем мы слезами сладкими и скажем прошлому: "прости"...

***
Как печален жених, говорящий своей невесте:
"Уберем светильник, сияющий в темном месте,
да, во всем подобен он нашим телам и душам,
уберем светильник, случайно его потушим".
Но, почувствовав вдруг дуновенье иного ветра,
не огонь, а жизнь разгорается в стиле "ретро",
и любовь становится просто стеклянным звуком,
а наука страсти - подобно другим наукам -
не исканье истин, а эхо имен случайных
в лабиринтах тела, в его закоулках тайных.

Твой случайный спутник в постели был пьян и весел.
Сеть из лунного света рыбак над водой развесил.
Как он мучил женщин, как долго он жил на свете,
чтобы тени рыб попадали в такие сети!
Утоленье жажды, томление тел бездомных
или тени птиц в бесконечных глубинах темных,
или сонмы душ, проходящих свои мытарства,
что когда-то ночью венчали тебя на царство.

Перед Богом мы оправдаться ничем не можем -
ни чужой любовью, ни собственным брачным ложем,
ни потоком слез на дороге пустой и пыльной,
ни зажатой в горсть материнской землей могильной.
Как младенец в чреве, в гнезде засыпает птица,
и в твоем лице проступают чужие лица.

Ты водой соленой во мне разжигаешь жажду.
Я ищу блаженства, но в этом блаженстве стражду.
Для страданья, впрочем, всегда остается место.
День уже обвенчан, и ночь ли - его невеста?
Их любовь связала огнем голубым и беглым,
а закат сегодня как будто подернут пеплом,
потому что, милый, надежда на рай безумна,
потому что время над миром течет бесшумно.

Омывают смертных струи его, потоки.
Твой жених сквозь слезы такие читает строки:
"Ключ торчит снаружи в неплотно прикрытой дверце,
дом дрожит от стужи, любовь разрывает сердце"...
Все пространство жизни пронизано этой дрожью,
откровенной ложью, надеждой на милость Божью.
По ночам глаза твои Путь отражают Млечный,
а в сосуде тела душа - как огонь увечный
или как волна, у которой изгибов много,
но она одна отражает не смерть, а Бога.

[Talifa]

Спасибо. Да. Это оно.

[Talifa]

Я ненавижу свет
Однообразных звезд.
Здравствуй, мой давний бред,-
Башни стрельчатый рост!

Кружевом, камень, будь
И паутиной стань,
Неба пустую грудь
Тонкой иглою рань!

Будет и мой черед -
Чую размах крыла.
Так - но куда уйдет
Мысли живой стрела?

Или свой путь и срок
Я, исчерпав, вернусь:
Там - я любить не мог,
Здесь - я любить боюсь...

1912

[Виктор]

Очень холодно. Некуда деться.
Что за место, никак не пойму.
Тьма такая, что, если вглядеться,
видишь ту же кромешную тьму.

Всякий вывод, любая оценка -
бесполезный и каторжный труд.
Как ты думаешь, сколько до центра -
километров, копеек, минут?

Как ты думаешь, там, на Неглинной
разливают ли свет фонари?
Перекладиной сказочно–длинной
запирают ли дверь изнутри?

Заполняют ли шорохи ночи
неподвижно–задумчивый дом?
И звучат ли шаги одиночек
все короче под каждым окном?

Здесь во тьме, где могильная сырость
растворилась уже в нас самих,
мне привиделось, или приснилось,
или так показалось на миг,

что маячит последняя точка,
заслоняя пространство и свет,
и уже ни клочка, ни кусочка
не осталось от старых примет.

Город пуст и на части расколот.
И в молчанье, сводящем с ума, -
та же тьма и пожизненный холод.
Окончательный холод. И тьма.
1969

[Safran]

Владислав Ходасевич
ПУТЕМ ЗЕРНА

Проходит сеятель по ровным бороздам.
Отец его и дед по тем же шли путям.

Сверкает золотом в его руке зерно,
Но в землю черную оно упасть должно.

И там, где червь слепой прокладывает ход,
Оно в заветный срок умрет и прорастет.

Так и душа моя идет путем зерна:
Сойдя во мрак, умрет - и оживет она.

И ты, моя страна, и ты, ее народ,
Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год,-

Затем, что мудрость нам единая дана:
Всему живущему идти путем зерна.

23 декабря 1917
ПОХОРОНЫ

(Сонет)

Лоб -
Мел.
Бел
Гроб.

Спел
Поп.
Сноп
Стрел -

День
Свят!
Склеп
Слеп.

Тень -
В ад!

9 марта 1928, Париж

Высокий, молодой, сильный,
Он сидел в моем кабинете,
В котором я каждое утро
Сам вытираю пыль,
И громким голосом,
Хотя я слышу отлично,
Говорил о новой культуре,
Которую он с друзьями
Несет взамен старой.
Он мне очень понравился,
Особенно потому, что попросил взаймы
Четвертый том Гете,
Чтобы ознакомиться с "Фаустом"..
Во время нашей беседы
Я укололся перочинным ножом
И, провожая гостя в переднюю,
Высосал голубую капельку крови,
Проступившую на пальце.

7 сентября 1919
Здесь его много http://www.litera.ru/stixiya/authors/xo ... doj-silnyj

[Шевченко]

Мышиный Новый год

Короче день, длиннее ночь,

И холод на дворе.

И мама мышь в своей норе

Внушает детворе:

«Надеюсь в мышеловку

Никто не попадет,

Тогда опять все вместе

Мы встретим Новый год».

Полы скоблят мышата,

Танцуют и поют,

Метут хвостами корки,

Чтоб в норке был уют.

Дадим хвосты друг другу

И раз, два, три — вперед!

Так начался веселый

Мышиный Новый год.

И все танцуют и поют, и пляшут, а потом —

Мышиный папа говорит:

«Теперь, друзья, вздремнем».

Мышата спать ложатся

И здесь, и там, и тут,

Но и во сне мышата танцуют и поют.

Прыг да скок, гоп ля-ля,

Фа-ле-ра-ле-ра.

Нам весело встречать Новый год!

Ура!

[Calceteiro]

ЛУННОЙ НОЧЬЮ С ЛОДКИ СМОТРЮ НА ХРАМ, РАСПОЛОЖЕННЫЙ ВБЛИЗИ ПОЧТОВОЙ СТАНЦИИ
Ду Фу

Глубокая полночь вокруг меня,
Но я не зажгу свечи –
Так ярко горит в небесах луна,
Что с нею светло в ночи.
За сонными кленами – старый храм
С пагодой золотой.
Почтовой станции красный дом
Над белой стоит водой.
Замолкло карканье ворон
На городской стене,
И цапли на отмели у реки
Застыли в блаженном сне.
А я, путешествующий старик,
Белый от седины,
Подняв занавеску, один не сплю,
Любуясь блеском луны.

[Ёршъ]

Снегопад, снегопад,
Елку будем наряжать!
Разноцветными игрушками -
Мышками да хрюшками.

(автор - я).
Прошу аплодисментов.

[Алекс]

Звёзды - сыпьтесь! Вьюга - вей!
Пусть снежинки - хороводом!...-

Чтоб Вы краше, здоровей
Повстречались с Новым Годом!

Счастье чтоб рекой текло,
Не кончалось чтоб вовеки,

И любви, добра тепло
Были в каждом человеке!!!