Виктор » 31 дек 2019, 19:44
Ракель Напрочь
Если что…
Если что, мой хороший – это нас не убьёт,
и тем более ничего не случится с миром.
Если что – в аптечке найдутся бинты и йод.
Мы в Москве, не в лучших традициях драм Шекспира.
Не сдадимся унынию – это не лучший грех,
и безумие нас теперь не возьмёт без боя.
Мы же лёгкие люди, мы тени, мы – не из тех,
кто сломается даже под самой большой любовью.
Просто каждый сольётся в вагоне метро с толпой,
просто каждый возьмёт билет на другом вокзале.
Одного из слепых перестанет вести слепой
(а зато мы отлично слышим и осязаем).
Мы очнёмся, мы смажем полозья своих саней
и укатим туда, куда нам укажет разум.
Если что – это просто сделает нас сильней.
Только лучше б оно нас убило, на месте, сразу.
Началось
Просыпаясь, уже понимаешь, что началось;
кто-то выкрутил все настройки – другой контраст
и другая яркость; и собственный цвет волос
не узнать теперь – не говоря уж о цвете глаз.
Кто-то, видимо, Там изучает тебя на срез,
проверяет на слом и испытывает на вкус.
Просыпаясь, ты видишь, оглядываясь окрест,
что проснулся в родной и знакомый терновый куст.
По сиреневым молниям, прячущимся в рукав,
между рам оконных – цветению трав степных...
Просыпаясь, ты видишь, что всё это был вулкан –
и теперь даже пол обжигает тебе ступни,
и теперь хоть пляши, хоть ломайся, хоть бей челом, –
притяжения нет, изогнулась земная ось,
и не страшно теперь уже, Господи, ничего,
кроме этого вот – ну, которое началось.
Алхимическое простое
И, понятно, мы притязательны, но просты,
и безмерно самодовольны, как львы в саванне;
мы же странники оба – искатели красоты,
и друзья темноты, и охотники за словами.
И, конечно, кругом декабрь, темно в Москве,
но по пальцам бегут серебряные разряды, –
мы алхимики, воздух легко превращаем в свет;
всем светлей, но слегка задыхаются те, кто рядом.
И, наверно, в миру было встретиться нам пора –
посидеть-поболтать, как самим себе тянем жилы;
мы работники оба – пера, да и топора,
эту встречу, в общем, давно уже заслужили.
И, как только обрежут парки тугую нить, –
и тебя, и меня накажут по высшей мере:
мы обманщики оба, что уж тут говорить.
Так давай же обманем друг друга.
Как мы умеем.
Как вариант…
Когда я окончательно устану,
когда я окончательно опомнюсь –
я встану и уеду всем составом
куда-нибудь на севернейший полюс,
где ледяные древние просторы,
бесчеловечно холодно и люто
и нет хороших мальчиков, которых
беречь я не умею абсолютно.
А может быть, я сделаюсь монашкой;
займусь простыми, честными трудами,
заброшу идиотские замашки,
положенные благородной даме,
и стану далека душой и телом
от этих терпеливых и красивых,
и любящих меня – как я хотела,
и это-то всего невыносимей.
Под небом цвета выцветшей извёстки,
как сонные туристы едут к морю,
уеду я в посёлок Белозёрский
и стану петь в церковном местном хоре,
и жить одна, – не стану вить я гнёзда,
и это никому не выйдет боком.
Я буду петь.
И небо содрогнётся, когда направлю я любовь
на Бога.
Инструкция
Если закручен в жгут, загнан в четыре стены грозой,
замкнут кольцом маршрут в ежедневной мелочной кутерьме –
не слушай, что там поёт то ли Мэри Поппинс, а то ли Цой:
переменится ветер, мол, мы ждём перемен.
Просто залезь на крышу, раскинь руки (какой зонт?!),
слушай, смотри на трещины, сполохи и огни;
соединись с кровотоком молний, выдохни свежий озон –
и перемени ветер.
Перемени.
Занимательная механика
Механизм - надёжный, отлаженный, заводной, -
там, где раньше, по ощущеньям, была душа.
Всё в порядке - в порядке, да, заведённом мной;
я тебе его не советую нарушать.
Всё в порядке: минуты складываются в дни,
а весна, несомненно, следует за зимой.
Я сменила номер, чтобы ты не звонил,
я сломала все пальцы, чтоб не звонить самой.
И не трогай меня, и не открывай меня,
не напоминай, что были с тобой близки:
мало ли какая железная шестерня,
мало ли в какие крошечные куски.
***
У кого-то - и дом, и детки, и дым печной. У кого-то любовь – зверь домашний, ласковый и ручной. А моя-то бродит, слоняется дотемна или до свету, и приходит домой одна.
У кого-то любовь хозяина знает и вечно с ним, – а моя-то увяжется, глупая, за одним,
и всё всматривается, и в глазах у неё неон; а потом – на порог, припадая на лапу: опять не он.
Зверь больной и голодный, воющий при луне. Зверь, который зализывать раны идёт ко мне.
Я пою ей весёлые песни, пою молоком. Раньше даже, бывало, привязывала тайком –
но не держит тугая сила цепей и пут, но не убеждают ни пряник её, ни кнут, –
и глядит после так, что охватывает озноб. Я пыталась словами, – не понимает слов.
Кто погладит её, кто намнёт бока. Кто ей бросит корку, кто даст пинка.
Не замёрзнет - помрёт от мальчишеского ножа. Я сама пристрелила бы суку; вот только жаль,
ведь она живая – пушистая шерсть и холодный нос. Как бы ночью январской снег её не занёс,
ведь опять убежит наутро искать твой след. И не объяснишь, что такое “хозяина больше нет”.
Чужой человек
и, когда последние камни осыплются вниз, шурша,
с развалин старого храма, стихнет гул, рассеется дым,
и останется только смотреть, как пО небу катится огненный шар, –
чужой человек из-за холма вдруг тебе принесёт воды
когда однажды тебя начнёт сторониться последний друг,
любовь твоя сделает вид – ничего не помнит, не знает и ни при чём,
ты будешь лежать, один на земле, на осеннем сыром ветру,
а чужой человек из-за холма укроет тебя плащом
когда ты вернёшься домой – другим, каким быть хотел всегда, –
когда на тебя начнёт коситься странно родная мать,
отец перекрестится и вполголоса скажет: «пришла беда»,
чужой человек – достанет флейту и станет тебе играть
ты не прощаясь покинешь дом и наскоро свяжешь плот, –
он помчит тебя дальше и дальше, порогами горных рек,
к воротам холодного ноября, где станет тебе тепло;
ведь на плоту вас будет двое –
ты и твой человек.
Вечное воз-вращение
аттракцион, знакомый давным-давно.
я не пойму, почему я ещё жива.
парк развлечений работает день и ночь –
крутятся, крутятся, крутятся жернова.
если всё сон – не слишком ли длинный сон?
я наигралась, мне нечем уже платить.
остановите чёртово колесо!
я не могу, не умею с него сойти.
над головой проносятся облака,
там, под ногами, осенью лес горит.
вечное возвращение.
вечный кайф.
милый горшочек, пожалуйста, не вари!
что-нибудь сделай, иначе я прыгну вниз;
только один из знакомых моих живых
знает, как запускается механизм, –
но не умеет, не может
остановить.
Функция обмена короткими сообщениями
и пускай с другими всё перепутано,
зыбко, и недосказано, и непрочно
просыпаясь, он пишет ей "доброе утро"
засыпая, пишет – "спокойной ночи"
больше ничего, ни звонков ни писем
ни тем более встреч на аллее в парке
был бы набожен – за неё молился бы
был бы побогаче – дарил подарки
её кровь течёт у него под кожей
у неё словечки его, привычки
это всё что он теперь дать ей может
всё что ей принимать от него прилично
он всегда соблюдает свои законы
он ни словом ни телом её не греет
но становятся ночи её спокойнее,
но становится утро – чуть-чуть добрее.
Сергей Чудаков
Я тебя не ревную
равнодушна со мной
ты заходишь в пивную
сто знакомых в пивной.
В белых сводах подвала
сигареточный дым
без пивного бокала
трудно быть молодым.
Вне претензий и штучек
словно вещи в себе
морфинист и валютчик
и сексот КГБ.
Кто заказывал принца
получай для души
царство грязного шприца
и паров анаши,
заражение крови
смерть в случайной дыре
выражения кроме
тех что есть в словаре.
Я не раб не начальник
молча порцию пью
отвечая молчаньем
на улыбку твою.
Я убийца и комик
опрокинутый класс.
как мы встретились котик -
только слезы из глаз.
По теории Ницше
смысл начертан в ином
жизнь загробная нынче
а реальность потом.
В мраке призрачных буден
рванувшись цвести
мы воскреснем и будем
до конца во плоти.
Там борьба без подножки
без депрессии кайф
и тебя на обложке
напечатает «Life»
словно отблески молний
мрак судьбы оттеня.
Это действует морфий
что в тебе - на меня.